у них на масленице жирной водились русские блины
У них на масленице жирной водились русские блины
Они хранили в жизни мирной
Привычки милой старины;
У них на масленице жирной
Водились русские блины;
Два раза в год они говели;
Любили круглые качели,
Подблюдны песни, хоровод;
В день Троицын, когда народ,
Зевая, слушает молебен,
Умильно на пучок зари
Они роняли слезки три;
Им квас как воздух был потребен,
И за столом у них гостям
Носили блюды по чинам.
В степи мирской, печальной и безбрежной,
Таинственно пробились три ключа:
Ключ юности, ключ быстрый и мятежный,
Кипит, бежит, сверкая и журча.
Кастальский ключ волною вдохновенья
В степи мирской изгнанников поит.
Последний ключ — холодный ключ забвенья,
Он слаще всех жар сердца утолит.
18 июня 1827 г., Петербург
Другие статьи в литературном дневнике:
Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.
Ежедневная аудитория портала Стихи.ру – порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.
© Все права принадлежат авторам, 2000-2021 Портал работает под эгидой Российского союза писателей 18+
У них на масленице жирной водились русские блины
© Коровин В.Л., предисловие, комментарии, аннотированный указатель, словарь, 2016
© Оформление. ООО «Издательство «Э»
«Евгений Онегин» в жизни Пушкина и жизнь Пушкина в «Евгении Онегине»
Читатели романов редко задаются вопросом о времени, затраченном на их создание. Как правило, романисты и не дают для этого повода. Иное дело «Евгений Онегин», где автор постоянно напоминает нам о себе, а под конец и о части своей жизни, прошедшей на самом деле, пока он вершил судьбы вымышленных им героев:
Пушкин любил точные даты. Написав последние строфы, он отметил начало и конец работы над романом и подсчитал, сколько «промчалось дней»:
1823 год, 9 мая. Кишинев.
1830 год, 25 сентября. Болдино.
7 лет, 4 месяца, 17 дней.
Этот подсчет он сделал в Болдино 26 сентября 1830 г.[2] По записанному тогда же плану, роман должен был состоять из девяти глав[3]. Восьмой было «Странствие», то есть путешествие Онегина. Через год, передумав давать его полностью, Пушкин последнюю главу (первоначально девятую) переименовал в восьмую и написал письмо Онегина к Татьяне. Под ним он поставил дату:
5 октября 1831 года. Царское Cело.
Это последняя дата, отмеченная самим Пушкиным в работе над ЕО. Получается, он писал его даже не семь, а почти восемь с половиной лет – гораздо дольше, чем любое другое из своих сочинений, да и потом, готовя роман к печати, еще делал некоторые поправки.
Публиковался ЕО по главам, отдельными книжками. Первая глава вышла в феврале 1825 г., вторая – в октябре 1826 г., третья – в октябре 1827 г., четвертая и пятая (в одной книжке) – в феврале 1828 г., шестая – в марте того же 1828 г., седьмая – в марте 1830 г., восьмая – в январе 1832 г. На обложке издания восьмой главы было напечатано: «Последняя глава Евгения Онегина».
Первое полное издание ЕО появилось в марте 1833 г. Кроме восьми глав в нем были примечания автора и «Отрывки из путешествия Онегина», но посвящение («Не мысля гордый свет забавить…) находилось еще не в начале романа, а среди примечаний. В начало оно было перенесено во втором полном издании ЕО, вышедшем под новый 1837 год (на титуле значилось, что это «издание третие», поскольку первым считался комплект из отдельно опубликованных глав). Это был маленький томик карманного формата, изящная подарочная книжка. Она оказалась последней книгой Пушкина, вышедшей при его жизни. Он еще успел подержать ее в руках и подарить некоторым знакомым. Вечером 27 января 1837 г. поэт получил смертельное ранение на дуэли с Дантесом, а 29 января, в 2 часа 45 минут после полуночи, скончался.
Автор в своем романе:
(о некоторых общих особенностях романа «Евгений Онегин»)
ЕО – роман в стихах, уже поэтому он читается иначе, чем другие романы. Иначе он и сочинялся. П.А. Вяземский, которому Пушкин первому сообщил, что пишет «не роман, а роман в стихах»[4], позднее свидетельствовал: «…оэт не имел первоначально преднамеренного плана. Он писал «Онегина» под вдохновениями минуты и под наитием впечатлений, следовавших одно за другим»[5].
П.В. Анненков, автор первой научной биографии Пушкина (1855), заметил, что строфы ЕО порой сочинялись вразбивку и не в той последовательности, в какой они потом разместились в романе, и сделал вывод: «Поэт ‹…› предоставил совершенную свободу вдохновению своему и заключал его в определенную раму уже по соображениям, являвшимся затем. ‹…› Кроме всех других качеств, «Евгений Онегин» есть еще поистине изумительный пример способа создания, противоречащего начальным правилам всякого сочинения. Только необычайная верность взгляда и особенная твердость руки могли при этих условиях довершить первоначальную мысль в таком единстве, в такой полноте и художнической соразмерности. Несмотря на известный перерыв (выпущенную главу) нет признаков насильственного сцепления рассказа в романе, нет места, включенного для механической связи частей его»[6].
ЕО складывался, как мозаика: из строф слагались главы, из глав – сам роман в его окончательном виде. Пушкин изобрел для него специальную «онегинскую строфу»[7] и написал такими строфами практически весь роман, отступив от этого правила только в трех случаях (письмо Татьяны и песня девушек в третьей главе и письмо Онегина – в восьмой). В результате каждая строфа звучит как законченное стихотворение (поэтому редкие «переносы» из одной строфы в другую производят особый художественный эффект; см., например: 3, XXXVIII–XXXIX). Но и составленные из этих строф главы достаточно самостоятельны и могут читаться как отдельные произведения (первые читатели ЕО так и делали: у них, собственно, и не было другого варианта). И это обусловлено уже не только тем, что роман написан в стихах.
ЕО – искусно выстроенный роман (вопреки «способу создания», почему Анненков и выразился, что это «изумительный пример»). Один из использованных в нем композиционных приемов, называемый принципом зеркальной симметрии, просто бросается в глаза. Например, Татьяна пишет любовное письмо и молча выслушивает нотацию Онегина, а потом они меняются ролями; в первой главе Онегин уезжает из Петербурга, а в последней «как дитя» влюбляется в Татьяну, ставшую одной из них… в первой он оставляет любовные похождения и «всех прежде» – «причудниц большого света» (1, XLII), а в последней, «как дитя», влюбляется в Татьяну, ставшую одной из них, и настойчиво ее преследует. И это только самые наглядные примеры исключительной стройности романа и взаимосвязанности всех его элементов (глав, строф, образов и т. д.).
Вместе с тем сам Пушкин в посвящении назвал ЕО «собраньем пестрых глав», то есть внешне бессвязных поэтических высказываний на разные темы, сделанных под влиянием разных обстоятельств и настроений. Конечно, это часть обычной в посвящениях формулы скромности (автор хотел бы представить другу что-нибудь более достойное его «души прекрасной», а пока рассчитывает на его дружеское пристрастие), но не без причин так оценивали роман и читатели, причем из числа самых умных и проницательных. Н.В. Гоголь писал, что Пушкину «хотелось откликнуться на все, что ни есть в мире», что «всякий предмет равно звал его», и потому вопреки первоначальному намерению роман у него получился именно таким: «Он хотел было изобразить в “Онегине” современного человека и разрешить какую-то современную задачу – и не мог. Столкнувши с места своих героев, сам стал на их место и, в лице их, поразился тем, чем поражается поэт. Поэма вышла собранье разрозненных ощущений, нежных элегий, колких эпиграмм, картинных идиллий, и, по прочтеньи ее, наместо всего выступает тот же чудный образ на все откликнувшегося поэта»[8].
Евгений Онегин (6 стр.)
Задумчивость, ее подруга
От самых колыбельных дней,
Теченье сельского досуга
Мечтами украшала ей.
Ее изнеженные пальцы
Не знали игл; склонясь на пяльцы,
Узором шелковым она
Не оживляла полотна.
Охоты властвовать примета,
С послушной куклою дитя
Приготовляется шутя
К приличию, закону света,
И важно повторяет ей
Уроки маменьки своей.
XXVII.
Но куклы даже в эти годы
Татьяна в руки не брала;
Про вести города, про моды
Беседы с нею не вела.
И были детские проказы
Ей чужды: страшные рассказы
Зимою в темноте ночей
Пленяли больше сердце ей.
Когда же няня собирала
Для Ольги на широкий луг
Всех маленьких ее подруг,
Она в горелки не играла,
Ей скучен был и звонкий смех,
И шум их ветреных утех.
XXVIII.
Она любила на балконе
Предупреждать зари восход,
Когда на бледном небосклоне
Звезд исчезает хоровод,
И тихо край земли светлеет,
И, вестник утра, ветер веет,
И всходит постепенно день.
Зимой, когда ночная тень
Полмиром доле обладает,
И доле в праздной тишине,
При отуманенной луне,
Восток ленивый почивает,
В привычный час пробуждена
Вставала при свечах она.
Ей рано нравились романы;
Они ей заменяли всё;
Она влюблялася в обманы
И Ричардсона и Руссо.
Отец ее был добрый малый,
В прошедшем веке запоздалый;
Но в книгах не видал вреда;
Он, не читая никогда,
Их почитал пустой игрушкой
И не заботился о том,
Какой у дочки тайный том
Дремал до утра под подушкой.
Жена ж его была сама
От Ричардсона без ума.
Она любила Ричардсона
Не потому, чтобы прочла,
Не потому, чтоб Грандисона
Она Ловласу предпочла;
Но в старину княжна Алина,
Ее московская кузина,
Твердила часто ей об них.
В то время был еще жених
Ее супруг, но по неволе;
Она вздыхала о другом,
Который сердцем и умом
Ей нравился гораздо боле:
Сей Грандисон был славный франт,
Игрок и гвардии сержант.
Как он, она была одета
Всегда по моде и к лицу;
Но, не спросясь ее совета,
Девицу повезли к венцу.
И, чтоб ее рассеять горе,
Разумный муж уехал вскоре
В свою деревню, где она,
Бог знает кем окружена,
Рвалась и плакала сначала,
С супругом чуть не развелась;
Потом хозяйством занялась,
Привыкла и довольна стала.
Привычка свыше нам дана:
Замена счастию она.
XXXII.
XXXIII.
Бывало, писывала кровью
Она в альбомы нежных дев,
Звала Полиною Прасковью
И говорила нараспев,
Корсет носила очень узкий,
И русский Н, как N французский,
Произносить умела в нос;
Но скоро всё перевелось;
Корсет, альбом, княжну Алину,
Стишков чувствительных тетрадь
Она забыла; стала звать
Акулькой прежнюю Селину
И обновила наконец
На вате шлафор и чепец.
XXXIV.
Но муж любил ее сердечно,
В ее затеи не входил,
Во всем ей веровал беспечно,
А сам в халате ел и пил;
Покойно жизнь его катилась;
Под вечер иногда сходилась
Соседей добрая семья,
Нецеремонные друзья,
И потужить, и позлословить,
И посмеяться кой о чем.
Проходит время; между тем
Прикажут Ольге чай готовить,
Там ужин, там и спать пора,
И гости едут со двора.
Они хранили в жизни мирной
Привычки милой старины;
У них на масленице жирной
Водились русские блины;
Два раза в год они говели;
Любили круглые качели,
Подблюдны песни, хоровод;
В день Троицын, когда народ
Зевая слушает молебен,
Умильно на пучок зари
Они роняли слезки три;
Им квас как воздух был потребен,
И за столом у них гостям
Носили блюда по чинам.
XXXVI.
И так они старели оба.
И отворились наконец
Перед супругом двери гроба,
И новый он приял венец.
Он умер в час перед обедом,
Оплаканный своим соседом,
Детьми и верною женой
Чистосердечней, чем иной.
Он был простой и добрый барин,
И там, где прах его лежит,
Надгробный памятник гласит:
Смиренный грешник, Дмитрий Ларин,
Господний раб и бригадир,
Под камнем сим вкушает мир.
XXXVII.
XXXVIII.
И там же надписью печальной
Отца и матери, в слезах,
Почтил он прах патриархальный…
Увы! на жизненных браздах
Мгновенной жатвой поколенья,
По тайной воле провиденья,
Восходят, зреют и падут;
Другие им вослед идут…
Так наше ветреное племя
Растет, волнуется, кипит
И к гробу прадедов теснит.
Придет, придет и наше время,
И наши внуки в добрый час
Из мира вытеснят и нас!
XXXIX.
Покамест упивайтесь ею,
Сей легкой жизнию, друзья!
Ее ничтожность разумею
И мало к ней привязан я;
Для призраков закрыл я вежды;
Но отдаленные надежды
Тревожат сердце иногда:
Без неприметного следа
Мне было б грустно мир оставить.
Живу, пишу не для похвал;
Но я бы, кажется, желал
Печальный жребий свой прославить,
Чтоб обо мне, как верный друг,
Напомнил хоть единый звук.
И чье-нибудь он сердце тронет;
И, сохраненная судьбой,
Быть может, в Лете не потонет
Строфа, слагаемая мной;
Быть может (лестная надежда!),
Укажет будущий невежда
На мой прославленный портрет
И молвит: то-то был поэт!
Прими ж мои благодаренья,
Поклонник мирных аонид,
О ты, чья память сохранит
Мои летучие творенья,
Чья благосклонная рука
Потреплет лавры старика!
Глава третья
Elle était fille, élle etait amoureuse.
У них на масленице жирной водились русские блины
Они хранили в жизни мирной
Привычки милой старины;
У них на масленице жирной
4 Водились русские блины;
Два раза в год они говели;
Любили круглые качели,
Подблюдны песни, хоровод;
8 В день Троицын, когда народ
Зевая слушает молебен,
Умильно на пучок зари
Они роняли слезки три;
12 Им квас как воздух был потребен,
И за столом у них гостям
Носили блюда по чинам.
3 …на маслянице жирной… — Эпитет соответствует фр. Mardi Gras (букв, «жирный вторник»); англ. Shrove Tuesday, последний день масленицы, которая по-английски называется Shrovetide, но в России это уже второй день Великого поста. Русская масленица длится с понедельника до сыропустного (или прощеного) воскресенья (англ. Shrove Sunday), на следующий день (англ. Shrove Monday) начинается русский Великий пост. Немцы, жившие в России, переводили слово «масленица» как die Butterwoche (то есть «масленая неделя»), а русские Shrove Monday и Shrove Tuesday (понедельник и вторник — первые дни Великого поста) в шутку называли «немецкой масленицей».
Раньше в Англии существовал обычай на масленой неделе во вторник исповедоваться священнику в своих грехах, после чего есть блины (pancakes) и веселиться. Русское праздничное блюдо под названием «блины» — это легкие, воздушные, жареные pancakes из дрожжевого теста, очень тонкие и нежные по сравнению с нашими американскими их разновидностями. Свернув золотисто-коричневый с темными пятнышками блин и наколов его на вилку, русский гастроном макает его в растопленное масло и поглощает вместе с паюсной (черной) или зернистой (серой) икрой, добавив немного сметаны, повторяя это действо до сорока раз за один присест. Русский «блин» состоит в родстве с англ. flown (ватрушкой), фр. flan (сортом пирожного с кремом) и еврейско-американским blintz (свернутым блином с начинкой из творога).
5—11 В беловой рукописи этот отрывок (пропущенный в прижизненных изданиях) гласит:
Два раза в год они говели;
Любили круглые качели,
Подблюдны песни, хоровод.
В день троицын, когда народ,
Зевая слушает молебен,
Умильно на пучок зари
Они роняли слезки три.
6 …круглые качели… — Одни из таких круглых (или круговых) качелей упоминаются при описании красного двора помещика князя Ивана Раменcкого в романе посредственного писателя Алексея Писемского (1820–1881) «Тысяча душ» (1858): на них катаются приказчица и две поповны, качели вращает скотник, упираясь грудью в вал.
7 Подблюдны песни… — См. коммент. к гл. 5, VIII, 5–8.
8 В день троицын… — Это воскресенье, следующее за английским Духовым днем (Whitsunday) и восьмое воскресенье после Пасхи.
10 …пучок зари… — В России существует несколько растений, которые носят название «заря» или «зоря». В словаре Даля их приводится шесть. Наименее вероятное для данного контекста — любисток семейства зонтичных; однако все переводчики, не задумываясь, хватаются именно за него, не беря на себя труд поинтересоваться, насколько распространена эта южноевропейская зонтичная трава (Levisticum officinale; любисток лекарственный) в северо-западной России; между тем она там не растет, да и прочие растения, именуемые любистоком в Англии (англ. lovage), не похожи на русскую «зарю». Среди других цветов с этим названием лишь чихотная трава и дудник лесной имеют некоторые основания претендовать на участие в обрядах Троицы и Духова дня, есть еще виды Conioselinum (гирчовника), расплывчатость сведений о которых так притягательна для педанта; но наиболее очевидным растением, также именуемым «заря» и несущим явные ассоциации с весной, конечно, является Ranunculus acris, растущий на лугах лютик едкий или куриная слепота. (В Западной Европе на праздник Троицы приносили гвоздику садовую или голландскую, Dianthus caryophyllus, с розовыми цветками.)
Два обычая безнадежно перепутались в дежурных комментариях, бездумно надерганных пушкинистами по поводу злополучного «пучка зари».
На Троицу сельские церкви в России украшаются березовыми ветками, и в некоторых областях существует обычай пролить столько слез по своим грехам, сколько капелек росы на принесенной в церковь вместо цветов березовой ветке. Люди из обеспеченных слоев, как, впрочем, и многие бедняки, все же приносят в церковь букет цветов[416]. В Псковской губернии эти букеты впоследствии использовались — в ходе последующего «языческого» этапа праздника, — чтобы «обмести» могилу родителей, дабы «прочистить» им глаза. Об этом обряде упоминает Иван Снегирев, без всякой ссылки на источник, в книге «Русские простонародные праздники и северные обряды» (М., 1837, с. 185). Лишь первый обычай — «росинки грехов» (Ларины проливали не больше трех) — фигурирует в ЕО. О втором в беседе со Снегиревым рассказывал Пушкин.
Лернер[417] цитирует запись от 18 сентября 1826 г. в дневнике означенного профессора Снегирева, этнографа, цензора и консерватора, который он вел с 1825 по 1827 г.:
«Был у А. Пушкина, который привез мне [то есть из Михайловского в Москву] как цензору свою пиесу „Онегин“, гл. II, и согласился на сделанные мною замечания, выкинув и переменив несколько стихов[418]; сказывал мне, что есть в некоторых местах обычай троицкими цветами обметать гробы родителей».
Та же деталь упоминается Павлом Мельниковым (писавшим под псевдонимом Андрей Печерский) в его этнографическом романе «В лесах» (1868–1875), ч. III, гл. 1, где он описывает любопытные переплетения языческих традиций и христианских обрядов у русских крестьян в лесистых местностях Костромской и Нижегородской губерний.
10 Умильно… — Думаю, Пушкин употребил тут это наречие в смысле «умиленно», что значит «с нежностью», «в чувствительном настроении»; обычно оно имеет значение «мило», «трогательно» (иными словами, «чтобы наблюдатель был тронут»).
11 …слезки три… — Когда русское числительное («три») ставится после существительного («слезки»), это означает, что речь идет о «двух-трех слезках». Нечетное число («слезки три») заставляет образ немного прихрамывать. Вспоминается Китc, писавший брату и его жене 21 апреля 1819 г. по поводу «четырех поцелуев» в своем стихотворении «Беспощадная красавица» («La Belle Dame Sans Merci»), которое он им посылал: «Я был вынужден прибегнуть к четному числу, чтобы обоим глазам досталось поровну».
12 Им квас как воздух был потребен… — Ср.: В. Тредиаковский, «Строфы похвальные поселянскому житию» (см. мой коммент. к гл. 1, VI, 2), стихи 87–88:
Все ж в дому, в чем вся его потреба,
В праздник пиво пьет, а квас всегда.
Квас — национальный безалкогольный напиток (иногда слегка сброженный), обычно изготовлялся из дрожжевого ржаного теста или ржаного хлеба с солодом. Существуют и другие разновидности, в приготовлении которых используются мед или фрукты.
В черновике эта строфа располагалась после XLI (когда уже был написан первый беловой автограф) на л. 43 тетради 2369. В этом черновике «круглые качели» (стих 6) заменены на «сельские качели».
Читайте также
XXXV Они хранили въ жизни мирной Привычки милой старины; У нихъ на масляниц? жирной 4 Водились Русскіе
XXXV Они хранили в жизни мирной Привычки милой старины; У них на масленице жирной 4 Водились русские блины; Два раза в год они говели; Любили круглые качели, Подблюдны песни, хоровод; 8 В день Троицын, когда народ Зевая слушает молебен, Умильно на пучок зари Они роняли слезки
XXXV Но я плоды моих мечтаний И гармонических затей Читаю только старой няне, 4 Подруге юности моей, Да после скучного обеда Ко мне забредшего соседа, Поймав нежданно за полу, 8 Душу трагедией в углу, Или (но это кроме шуток), Тоской и рифмами томим, Бродя над озером моим, 12
XXXV Гремят отдвинутые стулья; Толпа в гостиную валит: Так пчел из лакомого улья 4 На ниву шумный рой летит. Довольный праздничным обедом Сосед сопит перед соседом; Подсели дамы к камельку; 8 Девицы шепчут в уголку; Столы зеленые раскрыты: Зовут задорных игроков Бостон и
XXXV Зато зимы порой холодной Езда приятна и легка. Как стих без мысли в песне модной 4 Дорога зимняя гладка. Автомедоны наши бойки, Неутомимы наши тройки, И версты, теша праздный взор, 8 В глазах мелькают как забор.43 К несчастью, Ларина тащилась, Боясь прогонов дорогих, Не на
У них на масленице жирной водились русские блины
Кандидат фармацевтических наук Игорь Сокольский
В былые времена блины «изволила кушать» вся Москва — от последнего бедняка на Хитровом рынке до управляющего Москвой.
На масленице всё Елохово, вместе со всею народною Москвою, было пропитано масленичным духом. Поздравитель-вертопрах разлетелся к купцу с поздравлением:
— С широкой Масленицей! Блины изволили кушать?
Но встретил грозную отповедь:
— Уйди ты! Разве я не православный?
С. Н. Дурылин. В своём углу
В былые времена блины «изволила кушать» вся Москва — от последнего бедняка на Хитровом рынке до управляющего Москвой, коренного москвича, генерал-губернатора В. А. Долгорукова. Каждый год во время Масленицы давал он большой парадный обед с традиционными русскими блинами. Меню одного из таких обедов, имевшего быть в 1884 году, включало блины четырёх видов: «яичные, манные, красные и с припеком со снетками».
Следуя традиции,во всех домах крещёного люда России от четверга до субботы разносортные блины были непременным блюдом. Варвара Оленина, дочь президента Академии художеств А. Н. Оленина, писала: «У батюшки бывало до 17 разных сортов блинов, о которых теперь и понятия не имеют».
В многочисленных мемуарах упоминаются блины пшённые и овсяные, с яйцами и без оных, чисто гречневые, гречневые заварные пополам с пшеничной мукой, гречневые с припеком, гречневые с луком, грибами, творогом, блины пшеничные простые и кружевные, со взбитыми сливками, яйцами и луком, блины гурьевские и царские, а также морковные, картофельные, яблочные, миндальные, лимонные и кофейные. А любимая фрейлина императрицы Александры Фёдоровны А. О. Смирнова-Россет, рассказывая в своих мемуарах «предмету самого глубокого чувства», чиновнику посольства в Париже Н. Д. Киселёву, о разнообразии блинов, упоминает крупичатые розовые блины, которые делали со свёклой. «Пушкин съедал их 30 и после каждого блина — глоток воды и не испытывал ни малейшей тяжести в желудке».
Кушанье блинов иногда принимало характер гротеска, потрясая оказавшихся рядом впечатлительных иноземцев. Вот что случилось с клоуном Генри Пуркуа из цирка братьев Гинц в рассказе А. П. Чехова «Глупый француз»: «»Как, однако, много подают в русских ресторанах! — подумал француз, глядя, как сосед поливает свои блины горячим маслом. — Пять блинов! Разве один человек может съесть так много теста?»
Сосед между тем помазал блины икрой, разрезал все их на половинки и проглотил скорее, чем в пять минут.
— Челаэк! — обернулся он к половому. — Подай ещё порцию! Да что у вас за порции такие? Подай сразу штук десять или пятнадцать! Дай балыка. сёмги, что ли?
«Странно. — подумал Пуркуа, рассматривая соседа. — Съел пять кусков теста и ещё просит! Впрочем, такие феномены не составляют редкости. «
Половой поставил перед соседом гору блинов и две тарелки с балыком и сёмгой. Благообразный господин выпил рюмку водки, закусил сёмгой и принялся за блины. К великому удивлению Пуркуа, ел он их спеша, едва разжёвывая, как голодный.
Пуркуа поглядел вокруг себя и ужаснулся. Половые, толкаясь и налетая друг на друга, носили целые горы блинов. За столами сидели люди и поедали горы блинов, сёмгу, икру. с таким же аппетитом и бесстрашием, как и благообразный господин.
«О, страна чудес! —думал Пуркуа, выходя из ресторана. — Не только климат, но даже желудки делают у них чудеса! О, страна, чудная страна!»»
Попытка иноземцев соревноваться с русскими в умении поедать невероятное количество блинов иногда заканчивалась трагично. Так, герой повести Н. С. Лескова «Железная воля» немецкий инженер Гуго Пекторалис в ответ на утверждение, будто ему «больше отца Флавиана блинов не съесть», поспорил, что съест, и, вступив в соревнование, умер, объевшись этими самыми блинами. «»Неужли помер?»— вскричали все в один голос.
А отец Флавиан перекрестился, вздохнул и, прошептав «с нами Бог», подвинул к себе новую кучку горячих блинков», подтвердив тем самым истинность русских пословиц: «Блин не клин, брюха не расколет» и «Что русскому здорово, то немцу смерть».
Надо сказать, что и для самих русских любителей блинов чрезмерная любовь к ним кончалась печально и умереть можно было не от количества съеденного, а от одного только предвкушения, как это случилось с надворным советником Семёном Петровичем Подтыкиным в рассказе А. П. Чехова «О бренности». Подтыкин «сел за стол, покрыл свою грудь салфеткой и, сгорая нетерпением, стал ожидать того момента, когда начнут подавать блины.
Но тут его хватил апоплексический удар».
Надеясь на то, что от чтения этих строк, равно как и от поедания блинов во время широкой Масленицы, с читателями ничего плохого не случится, хотим сообщить несколько рецептов блинов. С течением неумолимого времени они исчезли как из памяти ныне живущих людей, так и со страниц современных кулинарных книг.
Блины по старинным рецептам, заимствованным из книги «Образцовая кухня и практическая школа для домашнего хозяйства» 1892 года
Блины самые лучшие
Выдать: 6 стаканов гречневой муки, 15 стаканов молока, 10 золотников сухих дрожжей, 6 стаканов крупичатой муки, 15 яиц, 6 ложек растопленного масла.
Распускают 1/2 фунта сливочного масла; когда будет чуть тёплое, смешивают его с 10 желтками и с 1/4 стакана мелкого сахара и размешивают на холоду, пока получится нежная однообразная масса.
1/4 фунта муки смешивают с 1/2 бутылки хороших сливок, ставят на плиту и, не переставая, мешают, пока образуется однообразное тесто, густое как обыкновенное блинное; тогда снимают с плиты и мешают на холоду, пока остынет; приготовленное таким образом тесто смешивают с массой из масла и желтков, прибавляют 4 капли масла померанцевых цветов и стакан хорошо взбитых густых свежих сливок, хорошо размешивают и пекут блины на не очень сильном огне; так как они очень нежны, то их не снимают со сковороды, а опрокидывают сковороду на тарелку и каждый блин, посыпав сахаром, смазывают каким-либо горячим сиропом. Украшают сверху вареньем и подают.
Выдать: 3 фунта пшеничной муки, 15 яиц, 1 фунт масла, 1 стакан кислого молока.
3 фунта пшеничной муки, 15 желтков и 1 фунт масла хорошо размешать, разбавить кислым молоком до густоты сметаны, положить 15 взбитых белков, посолить, осторожно перемешать и печь.
Выдать: 3 стакана молока, 1 стакан манных круп, 2 ложки масла, 3/4 фунта пшеничной муки, 4 яйца, 1 ложку сахара.
Приготовить манную кашу из 1 стакана молока и 3/4 стакана манных круп с 2 ложками масла; 3/4 фунта муки разболтать с 2 стаканами молока, прибавить сюда манную кашу, посолить, вбить 2 желтка, потом прибавить сахара и 4 взбитых белка и печь как обыкновенные блины. Отдельно подают сахар, варенье и сливки.
Выдать: 10 кисло-сладких яблок, 4 фунта пшеничной муки, 10 золотников сухих дрожжей, 10 яиц, сливок.
Из десятка кисло-сладких яблок приготовить пюре, для чего яблоки надо испечь в духовой печи. Из 2 фунтов пшеничной муки сделать опару на молоке; когда остынет, прибавить сухих дрожжей, разведённых в небольшом количестве молока, и поставить в тёплое место, чтобы поднялась. Когда поднимется, прибавить яблочное пюре, ещё 2 фунта муки, 10 желтков и 10 взбитых белков; хорошо выбить, развести сливками до густоты обыкновенных блинов, дать подойти ещё раз и печь.
Примечание: допустимо считать, что 1 русский фунт = 400 г, золотник = 4,0 г.
Блины по рецепту из «Книги о вкусной и здоровой пище» (1939 г.)
Поставить опару, для этого влить в кастрюлю 2 стакана тёплой воды, развести дрожжи, всыпать 500 г муки, размешать до гладкости, накрыть и поставить в тёплое место примерно на час. Когда опара подойдёт, прибавить соль, сахар, сырые яйца, растопленное коровье или растительное масло, всыпать в опару ещё 500 г муки и хорошенько размешать её. Затем развести тесто горячим молоком, вливая его постепенно по одному стакану, каждый раз вымешивая тесто. Посуду с тестом накрыть и поставить в тёплое место. Когда тесто поднимется, надо его размешать, чтоб оно осело, снова поставить в тёплое место, дать подняться и ещё раз опустить.
Начинать печь блины следует после подъёма теста. Хорошие блины получаются только тогда, когда тесто подошло не менее двух-трёх раз.
Чтобы получить более сухие блины, тесто нужно готовить наполовину из гречневой муки. Опару ставить на пшеничной муке, добавив столовую ложку гречневой. Остальную гречневую муку добавить после подъёма опары вместе со сдобой (яйцами, маслом и пр.). Тесто и в этом случае следует разводить горячим молоком.
На стол к блинам можно подавать разогретое сливочное, топлёное или растительное масло, сметану, селёдку, балык, кильки, анчоусы, лососину, сёмгу, кету, икру разных сортов.
• Разнообразить вкус блинов можно, изменяя состав муки. Например, взять две части муки высшего сорта и одну часть муки второго сорта, отличающейся более грубым помолом. Подобное сочетание позволит испечь очень нежные и воздушные блины. Пшеничную муку можно смешивать с ржаной, овсяной, гречневой, кукурузной мукой.
• Муку обязательно надо просеять не столько для удаления комков и примесей, сколько для того, чтобы тесто поднялось быстрее, а блины получились пышными.
• Настоящие русские блины готовят на дрожжах.
• Ставя опару, надо не муку сыпать в воду или молоко, а, наоборот, размешивая постепенно вливать в муку жидкость.
• Сухие и замороженные в морозильной камере дрожжи распустятся быстрее, если засыпать их сахарным песком.
• Для того чтобы блины получились ноздреватые, в тесто нужно добавить столовую ложку водки или коньяка.
• Блины не подгорят, если в приготовленное тесто влить растительное масло, хорошо перемешать и печь блины на сковородке с антипригарным покрытием, не смазывая её маслом.