для какого уголовного процесса характерен поединок как средство доказывания ответ

Доказательственная система обвинительного процесса

Доказательственная система является характерной чертой древнего обвинительного процесса. Общество не располагало адекватными средствами познания и в выяснении справедливости обращалось к божеству. Поэтому доказывание в обвинительном процессе направлено не к существу дела, а во вне его – к сверхъестественным силам. В качестве средств доказывания выступали поединки, ордалии («божий суд» в виде испытаний огнем, водой, железом ), очистительные присяги. Бог определял правоту спорящих тем, что помогал выиграть сложное состязание. Процесс доказывания был строго формальным. Поединки, ордалии и присяга производились по сложнейшим правилам, нарушение которых означало поражение в споре. Так, соприсяжники удостоверяли своей присягой не наличие фактов, а правоту обвинителя или обвиняемого. Малейшее отклонение от процедуры в глазах судей означало неправоту данной стороны. Считалось очевидным, что божество не допустило правильно принести присягу в защиту неправого дела[65]. Таким образом, присяга и ордалии, по существу представляли собой поединок.

Поединок был основным средством доказывания. В социальных образованиях, не имеющих над собой общей власти, конфликты разрешались с помощью поединков-примирителей. Как ордалии являются своего рода поединком, так и присяга первоначально не отделялась от поединка[66].

Поединок как средство доказывания мог происходить не только между сторонами. Таким способом мог разрешаться и отвод свидетеля, и жалоба на приговор. При этом поединок был средством смягчения частной войны «всех против всех». Обвинительный процесс заменяет собой кровную месть. Вместо войны двух родов происходит один поединок их представителей перед посредниками. Затем групповой поединок заменяется индивидуальным. Для функционирования этого механизма необходимым условием является упорядоченная процедура и строгий формализм[67].

Таким образом, доказывание имеет жесткий формальный характер и совпадает с разрешением дела. Победитель в поединке (ордалии) считается правым в споре.

Характеристика доказательственной системы древнего обвинительного процесса позволяет сделать следующие выводы.

С одной стороны, обвинительный процесс порождает систему формальных доказательств, поскольку суд обязан вынести приговор по результатам состязания, которые имеют формальную основу. Стало быть, оценка результатов поединка предопределена для суда, то есть они имеют заранее установленную силу. «Система формальных доказательств – законное детище обвинительного процесса, которое розыскной режим не породил, а только усыновил»[69]. Сказанное подчеркивает минимальную степень свободы личности судьи – простого свидетеля результатов поединка.

В отличие от обвинительного частно-исковой процесс является более совершенной и поздней исторической разновидностью частно-состязательного типа судопроизводства, которая обусловлена большей степенью свободы индивидов. Люди уже осознают и признают объективную реальность, что юридически выражается в средствах доказывания, более способных установить истину по делу. В частно-исковом производстве применяются свидетельские показания и документы, которые оцениваются судом по внутреннему убеждению. Большая свобода личности участников процесса выражена в активности сторон по доказыванию существа дела и активности суда «хотя бы в оценке доказательств»[70].

В остальном частно-исковой процесс также как и обвинительный характеризуется наличием частного обвинителя, одинаковостью прав сторон, пассивностью суда в собирании доказательств. Частно-исковой процесс – это более современная и цивилизованная форма частно-состязательного типа судопроизводства.

Дата добавления: 2016-12-08 ; просмотров: 874 ; ЗАКАЗАТЬ НАПИСАНИЕ РАБОТЫ

Источник

Актуальные вопросы уголовного права и уголовного процесса

Часто задаваемые вопросы:

Возможно ли применение особого порядка судебного разбирательства в связи с согласием обвиняемого с предъявленным обвинением (глава 40 УПК РФ) к несовершеннолетним обвиняемым?

Нормы главы 40 УПК РФ к несовершеннолетним обвиняемым не применяются. Не применяются нормы главы 40 УПК РФ и к совершеннолетним обвиняемым, совершившим преступление в несовершеннолетнем возрасте.

Так, в соответствие с частью 2 ст. 420 УПК РФ производство по уголовному делу в отношении лица, совершившего преступление в несовершеннолетнем возрасте, осуществляется в общем порядке с изъятиями, предусмотренными положениями гл. 50 УПК.

На невозможность применения норм главы 40 УПК РФ к несовершеннолетним обвиняемым указывает и Верховный Суд России (определение суда кассационной инстанции ВС РФ от 20.02.2020 по делу № 55-УД19-11).

Возможна ли квалификация преступных действий обвиняемого как совершенных публично в случаях, когда запрещённая информация была распространена в сети Интернет на личной страничке в социальной сети «ВК», но с установлением настроек, позволяющих знакомиться с распространённой информацией только участникам сети?

Так, Верховный Суд при рассмотрении апелляционной жалобы защитника осуждённого В., обвиняемого в совершении публичных призывов к совершению террористических действий (ст. 205.2 УК РФ) указал, что поскольку доступ к размещенной информации был открыт для неопределенного круга лиц, то вывод суда о доказанности публичного характера действий В. в данной части его обвинения является правильным (апелляционное определение ВС РФ от 14.01.2020 по делу № 225-АПУ19-4).

Вправе ли суд или следователь (дознаватель) назначить обвиняемому конкретного адвоката в качестве защитника в порядке ст.ст. 49-51 УПК РФ?

Суд, следователь или дознаватель при назначении обвиняемому (подозреваемому) защитника не вправе назначать конкретного адвоката. При назначении защитника конкретный адвокат определяется порядком, установленным Федеральной палатой адвокатов (в Москве – с использованием автоматизированной системы).

Как указал Верховный Суд РФ, ни УПК, ни Федеральный закон от 31.05.2002 № 63-ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации» не предусматривают полномочие суда назначать подсудимому в качестве защитника конкретного адвоката. Определение адвоката, подлежащего назначению для участия в уголовном деле, осуществляется в соответствии с правилами, установленными адвокатским сообществом (апелляционное определение ВС РФ от 15.01.2020 по делу № 78-АПУ19-6).

Каков порядок возмещения вреда, причинённого в результате преступных действий нескольких обвиняемых?

По общему правилу, вред, причинённый в результате преступных действий нескольких лиц, подлежит возмещению в солидарном порядке. Так, согласно ст. 1080 ГК РФ лица, совместно причинившие вред, отвечают перед потерпевшим солидарно. Смысл солидарной ответственности обвиняемых заключается в том, что потерпевший вправе требовать возмещения вреда от любого из обвиняемых и в полном объёме. Обвиняемый, возместивший вред потерпевшему в полном объёме, вправе требовать возмещения от остальных обвиняемых в порядке регресса за вычетом доли, падающей на него самого.

Однако следует иметь ввиду, что солидарный порядок возмещения вреда, причинённого в результате преступных действий нескольких обвиняемых, распространяется только на имущественный вред, но не применяется при возмещении морального вреда и вреда, причинённого деловой репутации.

Согласно п. 24 постановления Пленума ВС РФ от 29.06.2010 № 17 «О практике применения судами норм, регламентирующих участие потерпевшего в уголовном судопроизводстве», в случае причинения морального вреда преступными действиями нескольких лиц он подлежит возмещению в долевом порядке. При определении размера долевой ответственности каждого обвиняемого за причинённый моральный вред суд в силу ст. 151 ГК должен принимать внимание степень вины нарушителя и иные заслуживающие внимания обстоятельства, в том числе степень физических и нравственных страданий, связанных с индивидуальными особенностями лица, которому причинен вред. Если судом установлено, что характер и степень фактического участия в преступлении осужденных были различными, хотя они и действовали организованной группой, то и степень вины каждого из них в причинении гражданскому истцу физических и нравственных страданий также должна быть различной и должна быть учтена судом в приговоре при определении доли ответственности каждого из осуждённых (постановление ВС РФ от 05.02.2020 по делу № 167-П19пр).

Вправе ли защитник в прениях оценивать в качестве недопустимых те доказательства, в отношении которых суд ранее отказал в удовлетворении ходатайства о признании их недопустимыми?

Защитник вправе в прениях оценивать в качестве недопустимых и излагать своё мнение в отношении любых доказательств, исследованных судом. Отказ суда в удовлетворении ходатайства адвоката о признании доказательства недопустимым не лишает адвоката права оценивать данное доказательство в качестве недопустимого при выступлении в прениях. Более того, как указал Верховный Суд России это является обязанностью адвоката в силу части 1 ст. 248 УПК РФ (апелляционное определение ВС РФ от 22.01.2020 по делу № 18-АПУ19-29).

Возможно ли прекращение уголовного дела по налоговым преступлениям в связи с возмещением ущерба бюджетной системе Российской Федерации без привлечения конкретного лица в качестве подозреваемого или обвиняемого?

Действующее законодательство не предусматривает запрета на прекращение уголовного дела по налоговым составам в связи с возмещением ущерба бюджетной системе Российской Федерации без лица, то есть в случаях, когда уголовное дело было возбуждено по факту уклонения от уплаты налогов (страховых взносов) с организации, однако в качестве подозреваемого никто допрошен не был, не задерживался и обвиняемым привлечён также не был. Между тем на практике органы прокуратуры претворяют в жизнь установку Генеральной прокуратуры РФ, согласно которой налоговые уголовные дела подлежат прекращению по примечанию к ст. 199 (198) УК РФ и ст. 76.1 УК РФ, ст. 28.1 УПК РФ только в отношении лица и после предъявления обвинения. Такая позиция прокуратуры объясняется тем, что указанное основание освобождения от уголовной ответственности является нереабилитирующим, предполагает установление факта совершения преступления конкретным лицом, что процессуально должно быть оформлено постановлением о привлечении в качестве обвиняемого. На практике в отдельных случаях с использованием судебного обжалования в порядке ст. 125 УПК РФ отказа следствия прекратить уголовное дело при полной уплате исчисленных налогов и штрафов удаётся добиться прекращения уголовного дела без привлечения лица в качестве обвиняемого (в отношении свидетеля или подозреваемого), однако такие случаи крайне редки. В подавляющем большинстве случаев без привлечения лица в качестве обвиняемого добиться прекращения уголовного дела в связи с возмещением ущерба не удаётся. По сути на практике установленные законом два основания для освобождения от уголовной ответственности по налоговым составам (возмещение ущерба бюджетной системе и отсутствие судимости по налоговым составам преступлений) дополняются не предусмотренной законом процедурой: привлечением к уголовной ответственности конкретного лица (как правило, генерального директора и (или) главного бухгалтера, учредителя или участника общества), получением согласия на прекращение уголовного дела по данному основанию. Согласие с предъявленным обвинением для прекращения уголовного дела в связи с возмещением ущерба по налоговым составам на практике не требуется.

Источник

Истина и состязательность в уголовном процессе

для какого уголовного процесса характерен поединок как средство доказывания ответ. Смотреть фото для какого уголовного процесса характерен поединок как средство доказывания ответ. Смотреть картинку для какого уголовного процесса характерен поединок как средство доказывания ответ. Картинка про для какого уголовного процесса характерен поединок как средство доказывания ответ. Фото для какого уголовного процесса характерен поединок как средство доказывания ответЧто есть истина? Вопрос вопросов философской науки получил весьма специфическое преломление в доктрине уголовного процесса, прежде всего в контексте ее (истины) совместимости с принципом состязательности, охраны прав и свобод человека и гражданина, презумпцией невиновности и прочими завоеваниями либеральной реформы уголовного судопроизводства новейшего времени.

Масло в огонь научной полемики подлил Следственный комитет РФ, при непосредственном участии которого в недавнем прошлом был подготовлен и внесен в Государственную Думу РФ законопроект №440058-6, предлагавший, как следует из пояснительной записки, восстановить в российском уголовном процессе институт установления объективной истины по уголовному делу[1].

Мнения ожидаемо разделились на pro et contra: часть исследователей высказала убеждение в том, что истина – это высший закон правосудия, другие принялись «ругать» ее фетишем и наследницей советского прошлого. К сожалению, основная масса работ по рассматриваемой проблематике, на мой взгляд, продолжает носить сугубо умозрительный характер, что не позволяет неискушенному читателю уловить практическую составляющую возможного реформирования уголовного судопроизводства в предложенном ключе. Однако, как известно, все наши знания предназначены в конце концов для того, чтобы вернуться обратно в практику и активно влиять на ее развитие[2].

В этой связи, давайте попробуем взглянуть на дискуссию об истине в уголовном процессе с утилитарной точки зрения и ответить на вопрос: что в практическом плане представляет собой институт установления истины в уголовном процессе и возможно ли его вплетение в ткань состязательного уголовного судопроизводства?

I. Истина в уголовном процессе.

Прежде всего, следует определиться с углом зрения, отражающим авторское отношение к предложенной проблематике. Анализируя институт установления истины в уголовном судопроизводстве необходимо исходить из того, что содержание понятия «истина» в уголовном процессе и в гносеологии не совпадает, как не совпадают по содержанию и многие другие изначально философские категории, используемые в уголовном процессе, например «личность», «справедливость», «права человека» и т.д. Более того, попытки искусственной имплантации философских категорий в правовое поле, как это попытались сделать авторы указанного выше законопроекта, на мой взгляд, заранее обречены на провал, поскольку такие категории во всей своей абстрактной неопределённости просто не годятся для целей правового регулирования. Таким образом, говоря об установлении истины в уголовном судопроизводстве, мы вкладываем в него строго определенный юридический смысл, отличный от более широкого понимания истины в философской науке.

При таком подходе в самом общем виде под установлением материальной (объективной) истины в уголовном процессе следует понимать такой подход к доказыванию, при котором субъект доказывания осуществляет его:

Если же инициатива в доказывании принадлежит сторонам, а суд, оставаясь относительно пассивным, выступает лишь в качестве независимого арбитра в споре сторон, говорят о формальной (юридической) истине[3].

При этом надо иметь в виду, что в обоих случаях истина по своей сути остается юридической, поскольку процесс ее отыскания всегда связан определенными процессуальными (юридическими) правилами и процедурами. Это очень важное уточнение в том смысле, что я не склонен ставить знак равенства между установлением истины и раскрытием преступления «во что бы то ни стало». Правила допустимости доказательств остаются незыблемыми, и в этом смысле они, конечно, в определенной степени затрудняют установление материальной (объективной) истины в угоду истине юридической. Но это не предмет спора, а данность, которую необходимо учитывать каждому криминалисту-практику.

Здесь необходимо сделать еще одно важное дополнение. Было бы большим заблуждением считать, что пассивный суд не стремится к установлению истины. Однако в рамках так называемой чистой состязательности она рождается в споре сторон. При этом стороны самостоятельно собирают доказательства для предоставления их суду, однако, в отсутствие независимого[4] органа, обязанного действовать объективно, всесторонне и беспристрастно, вынуждены соблюдать определенные процедуры, связанные с взаимным раскрытием доказательств, что в значительной степени обеспечивает объективность предоставляемой суду информации.

На основании изложенного позволю себе подвести некоторые предварительные итоги:

а) понятие истины в философском смысле не тождественно понятию истины в уголовном процессе, поэтому любые философские споры на основе обусловленности одного понятия другим не имеют практической ценности;

б) истина в уголовном процессе, как ее не назови, суть истина юридическая, поскольку ни один существующий процессуальный порядок не предусматривает ее отыскание в отрыве от юридических процедур;

в) дискуссия об истине в уголовном судопроизводстве по своей сути сводится к выбору оптимальной модели уголовно-процессуального доказывания, что, впрочем, не мешает каждой из существующих моделей по-своему стремиться к отысканию истины[5].

II. Истина и состязательность.

В рамках правовой дискуссии довольно часто выдвигаются суждения о том, что институт установления истины в уголовном судопроизводстве вступает в непримиримое противоречие с его же принципом состязательности. Для того, чтобы понять так ли это, необходимо прежде всего разобраться с содержанием данного принципа. Такой разбор представляет определенную сложность, поскольку единого подхода к содержанию принципа состязательности на сегодняшний день в доктрине нет. В самом общем виде данный принцип в уголовном судопроизводстве можно свести к следующим тезисам:

а) жесткое разграничение процессуальных функций обвинения, защиты и разрешения дела, соединенное с запретом совмещения их в одном лице;

б) наделение сторон обвинения и защиты равными правами и возможностями в отстаивании своей позиции перед судом;

в) ограничение роли суда в процессе созданием необходимых условий для исполнения сторонами их процессуальных обязанностей и осуществления предоставленных им прав.

Дискуссия противников и сторонников института установления материальной (объективной) истины развернулась вокруг последнего пункта и свелась, по сути, к противоположным ответам на вопрос: должен ли суд быть активным участником отыскания истины независимо от инициативы сторон или его роль сводится к пассивному арбитру в споре, опять таки независимо от активности сторон в процессе[6]. Активность суда в практическом плане означает его возможность самостоятельно допрашивать свидетелей, назначать производство экспертизы, а также иным образом собирать доказательства по собственной инициативе в целях полноты и объективности судебного разбирательства. По мнению противников института установления объективной истины такая активность суда на практике может обернуться восполнением неполноты предварительного расследования, а значит является реализацией функции обвинения, что для суда недопустимо. С точки зрения юриста-практика должен сказать, что такие опасения не лишены оснований, но об этом чуть ниже. В любом случае, можно констатировать, что активная роль суда, стремящегося к установлению истины, подвергается остракизму со стороны сторонников чистой состязательности с точки зрения чрезмерного вмешательства государства со всеми его властными институтами в ход уголовного судопроизводства. В этом смысле такое чрезмерное вмешательство не может не отражаться на интересах сторон (особенно, когда все участники, призванные объективно и беспристрастно исследовать в ходе предварительного расследования материалы уголовного дела, находятся на стороне обвинения), что на мой взгляд нельзя признать допустимым.

III. Истина и состязательность в российском уголовном процессе.

Действующий УПК РФ, в отличие от предшествующих ему процессуальных законов[7], никак не упоминает ни об истине, ни о средствах ее достижения. Вместо этого правоприменителю предлагается смесь континентальной и англо-саксонской моделей построения уголовного судопроизводства с отказом от установления материальной истины, состязательностью на стадии предварительного расследования и пассивным судом-арбитром. При ближайшем рассмотрении, однако, выясняется, что УПК РФ закрепляет по сути классическую смешанную модель уголовного судопроизводства, активно сдобренную нормами-декларациями в духе чистой состязательности. Такое положение вещей явилось результатом очень непростой и разнонаправленной работы составителей нового российского процессуального кодекса[8].

Для иллюстрации сказанного, приведу два положения, которые имеют отношение к рассматриваемой проблематике:

1. В главе 6 УПК РФ следователь поименован в качестве стороны обвинения. Следовательно, в силу ч. 2 ст. 15 УПК РФ на него не могут быть возложены функции стороны защиты. Но в то же время он обязан в рамках расследования устанавливать обстоятельства, исключающие преступность и наказуемость деяния (п. 5 ст. 73 УПК РФ), а при их установлении вынести постановление о прекращении уголовного дела (гл. 29 УПК РФ), что, по идее, налагает на него обязанность в определенных случаях действовать в интересах защиты. Получается, что на стадии предварительного расследования реализация принципа состязательности в отношении следователя сводится к декларативному отнесению его к стороне обвинения, что, конечно, в определенной степени не может не дезорганизовывать его работу. Попытка же провести содержательный анализ процессуального статуса следователя приводит к убеждению, что на стадии предварительного расследования реализован как раз принцип установления материальной истины путем всестороннего, полного и объективного исследования материалов уголовного дела. Чем еще можно объяснить положения ч. 4 ст. 152 УПК РФ и ч. 2 ст. 154 УПК РФ, где всесторонность, объективность и полнота (как средства достижения материальной истины) упоминаются в качестве ценностных характеристик предварительного расследования?

2. Активность суда положениями УПК РФ действительно ограничена, что не позволяет говорить о том, что принцип установления материальной истины в настоящее время распространяется и на судебные стадии. В отличии от УПК РСФСР 1960 года российский суд не вправе по собственной инициативе возбудить уголовное дело, вернуть материал для производства дополнительного расследования, самостоятельно допрашивать свидетелей и иным образом восполнять неполноту предварительного расследования. Учитывая, помимо прочего, последствия отказа государственного обвинителя от обвинения, а также всевозможные сделки со следствием и правосудием, можно уверенно сказать, что в стадии уголовного судопроизводства материальная истина уступает место формальной в полном соответствии с принципом состязательности. Вместе с тем нельзя не отметить, что на практике правоприменитель зачастую сталкивается с явным непринятием судом своих ограниченных функций, что выражается, например, в активном допросе свидетелей и потерпевшего фактически вместо государственного обвинителя, а также содействии последнему в восстановлении допустимости доказательств, полученных с нарушением требований процессуального закона[9]. Происходит это во многом потому, что государственный обвинитель ведет себя в процессе пассивно, а суд, несмотря на декларативные нормы о состязательности, продолжает считать себя обязанным устанавливать истину, то есть самостоятельно сделать за прокурора его работу. Беседуя со многими судьями, критикующими пассивность прокурора в процессе, мне приходилось слышать, что суд-де орган борьбы с преступностью, а некомпетентность отдельного участника уголовного судопроизводства (в данном случае прокурора) не может являться препятствием для установления истины по делу. Хотя все понимают, что это не от хорошей жизни.

IV. Истина и состязательность. Возможность симбиоза.

Возможность сблизить позиции противников и сторонников института установления истины по уголовному делу видится мне в создании модели построения уголовного судопроизводства, учитывающей основные «болевые» точки каждой из сторон дискуссии. В этой связи хочу предложить несколько тезисов, в самом общем виде отражающих суть авторского видения такой модели.

1. Суд, осуществляя свою основную и единственную функцию в уголовном процессе (функцию разрешения уголовного дела) не может являться в полном смысле субъектом доказывания как его понимает УПК РФ (ст. 85). Поясню сказанное. В ходе судебного разбирательства суд может быть сколь угодно активным в своем желании правильно разрешить дело, но изначально он связан пределами судебного разбирательства, которые задает сторона обвинения. Выход за такие пределы для суда невозможен. Поэтому в ходе судебного разбирательства суд всего лишь осуществляет ревизию доказательственного потенциала сторон с тем, чтобы в итоге соотнести его с парадигмой обвинительного заключения на предмет истинности или ложности содержащихся в нем тезисов как относительно вины, так и в части предложенной обвинением правовой квалификации содеянного. При этом он не вправе собирать доказательства, тем более по собственной инициативе, поскольку обратное неминуемо уводит его от функциональных начал разрешения дела в сторону обвинения или защиты. При такой постановке вопроса судебное разбирательство выступает в качестве средства верификации знания стороны обвинения об обстоятельствах деяния путем состязательного исследования доказательств сторон, и в этом смысле, суд, безусловно, выступает в качестве одного из ключевых субъектов отыскания юридической истины по уголовному делу.

2. Осуществление стороной обвинения возложенной на нее законом функции (уголовное преследование) невозможно без полного, объективного и всестороннего расследования. В свою очередь необходимость всесторонности и объективности расследования вынуждает нас четко отделить функцию обвинения от самостоятельной функции в уголовном процессе – функции расследования уголовного дела, которая осуществляется специально уполномоченным и независимым должностным лицом – следователем. Независимость следователя от сторон в рамках осуществления расследования уголовного дела, с одной стороны, диктует необходимость в отказе от самостоятельного принятия им правоприменительных решений о начале расследования (возбуждение уголовного дела), его прекращении (прекращение уголовного преследования), а также о привлечении лица в качестве обвиняемого, что является безусловной прерогативой стороны обвинения. С другой стороны, следователь не должен завесить от позиции сторон (в частности, стороны обвинения) в отношении необходимости применения мер процессуального принуждения.

3. Объективность и всесторонность расследования уголовного дела должна достигаться в том числе через предоставление возможности стороне защиты (вне зависимости от ее (стороны) желания такой возможностью воспользоваться) активно участвовать в процессе сбора доказательств вообще и опровержения доказательств обвинения (например, путем предоставления стороне защиты возможности осуществить перекрестный допрос свидетелей обвинения) в частности.

4. Подобный подход, при котором расследование уголовного дела осуществляется независимым следователем при участии сторон, а результаты такого расследования становятся объектом оценки беспристрастного, но, в известной степени, пассивного[10] суда, на мой взгляд, способен, во-первых, придать элемент состязательности наряду с судебными и досудебным стадиям уголовного процесса, а во-вторых, обеспечить достижение юридической истины без совмещения функций сбора, проверки и оценки доказательств, с одной стороны, и уголовного преследования с другой, в руках стороны обвинения, объективность и беспристрастность которой подвергаются последнее время обоснованному сомнению.

Предложенные в настоящей работе тезисы так называемой «оптимальной» модели построения уголовного судопроизводства я планирую расширять в рамках отдельного исследования, чему, безусловно, будут способствовать критические замечания и содержательные дополнения читателя. Вместе с тем, оставаясь убежденным противником коренной переработки процессуального закона, считаю принципиально возможным на основе переосмысления и модернизации существующей модели уголовного процесса России создать условия, при который истина в уголовном судопроизводстве будет рождаться в муках состязательности на благо правосудия.

[2] Философия в вопросах и ответах: Учебное пособие для вузов / под ред. проф. Е.Е. Несмеянова. – М.: Гардарики, 2000. С. 278.

[3] Не сложно обнаружить, что концепция материальной истины характерна для романо-германской системы уголовно-процессуального права. В свою очередь англосаксонская система концепцию материальной истины отвергает, оставаясь в парадигме истины формальной.

[4] Независимого, в первую очередь, от интересов сторон.

[5] В этом смысле я полностью разделяю точку зрения Л.В. Головко, изложенную в журнале Библиотека криминалиста. Научный журнал. №4(5), 2012. С. 65 – 87.

[6] Видимо, правильнее будет сказать, в рамках такой активности.

[7] Имеются в виду Устав уголовного судопроизводства 1864 года, УПК РСФСР 1922, 1923 и 1960 годов.

[8] Подробнее см.: Мизулина Е.Б. Как создавался УПК // Материалы международной научно-практической конференции, посвященной принятию нового Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации. М., 2002.

[9] Например, по собственной инициативе вызывает и допрашивает следователя, проводившего предварительного расследование, об обстоятельствах производства спорных следственных действий. В итоге после такого допроса доказательство, полученное в результате следственного действия, признается допустимым полностью или в интересующей обвинение части.

[10] Пассивного в том смысле, что он пассивно относится к стремлению стороны обвинения навязать ему повторное расследование уголовного дела, чем снять с себя часть ответственности (если не всю) за судьбу публичного обвинения.

Источник

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *