История создания сон смешного человека достоевский
“Сон смешного человека” Федора Достоевского: краткое содержание
Рассказ Ф. М. Достоевского «Сон смешного человека» был создан, а затем опубликован в периодическом издании «Дневник писателя» в 1877 году. Достоевский определил жанр своего произведения как «фантастический рассказ». При жизни автора это произведение ни разу не перепечатывали.
Молодой человек, от лица которого ведётся повествование, принял решение покончить с собой. Он приготовил револьвер, собираясь застрелиться. Так и не решившись на роковой шаг, главный герой уснул. Необычный мир, увиденный им в сновидении, напоминал Землю. Однако эта реальность была полностью лишена зла: здесь не воровали, не ненавидели, не ревновали, не испытывали зависти. Постепенно идеальный мир начинает меняться прямо на глазах молодого человека. Вскоре от добра и красоты ничего не остаётся. К главному герою приходит понимание – причиной происходящего стал он сам. Проснувшись, молодой человек чувствует изменения внутри себя. Он больше не хочет умирать. Главный герой намерен жить дальше и менять мир вокруг себя любовью и добром.
Характеристика персонажа
О главном герое читателям становится известно от него самого. Он рассказывает, что его с детства считали странным, смешным и смеялись над ним. Со временем смешной человек отдалился от общества настолько, что стал считать мир вокруг себя иллюзией, созданной специально для него. Постепенно главный герой приходит к уверенности в том, что вселенная перестанет существовать, как только угаснет его сознание.
Эгоцентризм ожесточил и сделал равнодушным от природы доброго смешного человека. В тот день, когда он собирался покончить с собой, он встретил на улице девочку, нуждавшуюся в помощи. Она пыталась подойти к смешному человеку, но он грубо отогнал её от себя. Придя домой, главный герой искренне раскаялся в содеянном, что ещё больше омрачило и без того мрачное настроение.
Кризис медленно охватывал душу смешного человека. Он уже не первый день находился в угнетённом состоянии, когда неожиданно полученный «знак свыше» заставил его всерьёз задуматься о самоубийстве. Главный герой увидел на небе звезду. Вероятно, ту же самую звезду в тот вечер увидела не одна сотня людей. И только для смешного человека она стала «знаком», поданным ему для того, чтобы он оборвал свою жизнь.
Смешной человек проходит через внутренние мытарства и переживает острый душевный кризис. Войдя в контакт с бессознательной частью своей психики, он, наконец, постигает истину. Идеальный мир, представший в сновидении, превращается в ту мрачную реальность, от которой пытался скрыться главный герой. В этот момент к нему приходит знание о том, что в произошедшем виноват только он сам. Смешной человек настолько недоволен миров вокруг себя, что видит его хуже, чем он есть на самом деле.
Непростое детство главного героя, в котором он был вынужден терпеть незаслуженное унижение, заставило его думать о том, что общество состоит исключительно из злых и жестоких людей. Смешной человек ни от кого не ожидает добра и сам отказывается от помощи ближним. Увидев странный сон, главный герой ощущает единственный выход из кризиса: он сам не должен становиться носителем и передатчиком агрессии.
Главная идея
Мир не настолько идеален, чтобы ждать от него приятных сюрпризов, но и не настолько плох, чтобы стремиться уйти из него. Добро и зло сосуществуют в одном пространстве. Каждому человеку предстоит сделать выбор, приняв ту или иную сторону.
Анализ произведения
Несмотря на то, что «Сон смешного человека» представляет собой всего лишь небольшой рассказ, большинство литературоведов сходятся во мнении о том, что это произведение занимает одно из наиболее значимых мест в творчестве писателя.
Образ Утопии
Достоевский считает свой рассказ «фантастическим». Однако никакой фантастики в произведении читатель так и не находит. В рассказе описана вполне заурядная действительность, в которой пришлось жить и самому автору. Каким бы необычным ни был сон, он не даёт право считать произведение фантастическим, поскольку странные сновидения могут присниться каждому. На вопрос о том, почему Достоевский считает сюжет своего рассказа фантастическим, можно дать множество непохожих друг на друга ответов. Каждый критик ответит по-своему.
Роль снов в творчестве писателя
Писатель неоднократно уделял внимание снам в своём творчестве. Не стал исключением и «Сон смешного человека». Краткое содержание любого сновидения пересказать бывает довольно трудно. Происходящее во сне слишком нелогично для того, чтобы понять сюжет «фильма».
Сон главного героя можно назвать скорее утопическим, чем фантастическим. В своём сновидении смешной человек видит тот мир, в котором ему хотелось бы жить. В «фильме» представлены ожидания главного героя.
Ошибка смешного человека состоит в том, что он воспринимает окружающую реальность только с одной стороны. В фантазиях главного героя живёт утопический образ мира, в котором царит безграничная любовь между людьми. Столкнувшись с одним из проявлений враждебности окружения, смешной человек словно убеждается: этот мир ужасен! Однако ни идеал главного героя, ни «горькая правда», с которой ему пришлось столкнуться, не могут охарактеризовать всю вселенную.
Символы в рассказе
Читателю нетрудно увидеть в произведении Достоевского несколько символов. Прежде всего, это звезда, по непонятным причинам, ставшая для главного героя руководством к роковым действиям. Пятиконечную звезду можно сравнить с пентаграммой, которую нередко связывают с сатанизмом.
Девочка, встреченная главным героем, становится вторым важным символом рассказа. Маленькое беспомощное существо символизирует ребёнка внутри самого главного героя. Несмотря на внешнее безразличие к жизни, окружающим и даже некоторую жестокость, смешной человек продолжает оставаться беззащитным и несчастным. По мнению самого главного героя, именно эта девочка и удержала его от рокового шага. Смешного человека начинают мучить вопросы, связанные с незнакомым ребёнком, что и заставляет его отложить самоубийство.
Сон главного героя основан на мифе о том, что человечество в своём развитии прошло несколько эпох. Миф возник ещё в античные времена и не является вымыслом Достоевского. Согласно легенде, первой эпохой, через которую прошло человечество, был так называемый «золотой век». Этот период сопоставим с библейским раем. Люди жили счастливо и ни о чём не заботились. «Золотой век» сменился «серебряным», который впоследствии сменился «медным». Последним настал «железный век», самая несчастная из всех эпох. Мимолётные упоминания о «золотом веке» можно найти во многих романах Ф. М. Достоевского. Измученным тяжёлой жизнью людям в какой-то момент удаётся почувствовать что-то похожее на радость и любовь ко всем ближним. В рассказе «Сон смешного человека» тема потерянного рая раскрыта наиболее подробно. Писатель создаёт картину идеального мира во всех подробностях.
Заслуживает внимания еще одна повесть Федора Достоевского “Записки из Мертвого дома”, в которой автор развивает тему тюремной жизни и психологии каторжников.
Так же стоит прочитать повесть Достоевского “Записки из подполья”, написанные в форме писем и воспоминаний вымышленного героя, который недоволен своим местом в обществе и мирской несправедливостью.
Виновником деградации рая, согласно мнению Достоевского, становится сам человек. Идеальный мир был разрушен не стихийным бедствием, а действиями главного героя, научившего обитателей Утопии лгать и любить ложь.
Журнальный мир
Рассказ Ф.М. Достоевского «Сон смешного человека»: философия смыслов
Рассказ Ф.М. Достоевского «Сон смешного человека»:
«Сон смешного человека» появился в «Дневнике писателя» и имел подзаголовок «Фантастический рассказ», что говорит об утопическом содержании произведения. Оно написано в очень сжатой и лаконичной форме, но проблемы, которые раскрываются в нем, неисчерпаемы. В своем рассказе Ф.М. Достоевский размышляет как об одиночестве отдельного человека, так и об одиночестве и равнодушии всего человечества. Главный посыл заключается в том, что общество больно и излечить его уже никто и ничто не в состоянии.
В центральной фигуре «смешного человека» просматривается амбивалентный образ смешного и вместе с тем мудрого юродивого. Но при этом поражает полнота самосознания героя. «…Если был человек на земле, больше всех знавший про то, что я смешон, то это был сам я». Он один знает Истину, но никто ему не верит, и поэтому он смешной: «Я смешной человек. Они меня называют теперь сумасшедшим. Это было бы повышение в чине, если б я все еще не оставался для них таким же смешным, как и прежде. Но теперь уж я не сержусь, теперь они все мне милы, и даже когда они смеются надо мной — и тогда чем-то даже особенно милы. Я бы сам смеялся с ними, — не то что над собой, а их любя, если б мне не было так грустно, на них глядя. Грустно потому, что они не знают истины, а я знаю истину. Ох, как тяжело одному знать истину! Но они этого не поймут. Нет, не поймут» [1, с. 14].
Равнодушие главного героя и его пренебрежительное отношение к жизни зародились в один момент, когда он вдруг осознал, что «всем все равно». Главный герой рассказа находится на пороге того нигилистического восприятия жизни, когда вопросов относительно бытия настолько много, что ни наука, ни религия, ни общество не могут дать прямого ответа на них. Генезис нигилизма тесно соприкасается с пафосом науки. Человек воспринимается исключительно как часть природы. Если истина сведена к математической формуле, последняя истина мира — движение материальных частиц, а правда о человеке раскрывается на анатомическом столе, то зачем нужны эпифеномены, придуманные, навязанные человечеству — такие как добро, зло, совесть, преступление? Границы нравственности, морального долга начинают размываться. Наука силится дать ответ на любой вопрос, но очевидно, что этого недостаточно. Всё в мире материальном становится относительным: вера, добро, зло, религия. Наука не способна постичь всех глубин человеческой жизни.
Герой рассказа, казалось бы, дошел до крайней степени безразличия, отверг все, приобрел револьвер, но ощутил внезапную жалость к плачущей девочке, бегущей навстречу ему. Тем не менее он подчиняется воле рассудка, который твердит, что никакой жалости он не может испытывать, ведь скоро он умрет и все исчезнет. «Можно сказать даже так, что мир теперь как бы для меня одного и сделан: застрелюсь я, и мира не будет, по крайней мере для меня. Не говоря уже о том, что, может быть, и действительно ни для кого ничего не будет после меня, и весь мир, только лишь угаснет мое сознание, угаснет тотчас как призрак, как принадлежность лишь одного моего сознания, и упразднится, ибо, может быть, весь этот мир и все эти люди — я-то сам один и есть» [1, с. 19].
Примечателен тот факт, что при описании внутреннего состояния героя, который находится в реальности, природа предстает перед ним во всей своей мерзости, окружающее пространство, события, люди — словом, все происходящее говорит о том, что обстановка оказывает давление на героя. Он приходит к выводу, что вся наша вселенная существует, пока мы существуем, то есть стоит ему умереть — и вся она уничтожится. Здесь Ф.М. Достоевский поднимает очень интересный философский вопрос. А что, если мир, в котором мы живем, — плод нашего воображения? Уверены ли мы, что предметы, исчезающие из поля нашего зрения, не исчезают совсем? [2] Это бедная и маленькая комната с чердачным окном, где герой сидит при свете свечи в старом покойном кресле. За перегородкой слышен шум — отставной капитан и его компания пьют водку и играют в штосс. Прошлой ночью у них была драка, но пожаловаться никто не смеет, потому что даже хозяйка боится капитана. В другой комнате живет маленькая худая женщина с тремя детьми, которые всегда болеют.
Далее — центральная тема кризисного сна; воскресение человека через познание Истины. Во сне развивается утопическая тема земного рая, пережитого героем. Причем этот рай находится на той самой звезде, которую видел герой в момент принятия решения о самоубийстве. Этот рай — точная копия нашей планеты, но имеющий существенное отличие. Люди, которых он видит на этой планете, абсолютно счастливы и живут в полной гармонии с миром и друг с другом. Когда смешной человек появляется на этой планете, происходит ужасное событие: в определенный момент в души людей закрадывается грех. Сначала они научились лгать, затем убивать, клеветать, ревновать и т.д.: «Они научились лгать и полюбили ложь и познали красоту лжи … Затем быстро родилось сладострастие, сладострастие породило ревность, ревность — жестокость… скоро брызнула первая кровь: они удивились и ужаснулись, и стали расходиться, разъединяться. Явились союзы, но уже друг против друга. Начались укоры, упреки. Они узнали стыд, и стыд возвели в добродетель. Родилось понятие о чести, и в каждом союзе поднялось свое знамя … Они познали скорбь и полюбили скорбь, они жаждали мучения и говорили, что Истина достигается лишь мучением … Целые войны поднялись из-за этой идеи … Но чувство самосохранения стало быстро ослабевать, явились гордецы и сладострастники, которые прямо потребовали всего иль ничего. Для приобретения всего прибегалось к злодейству, а если оно не удавалось — к самоубийству. Явились религии с культом небытия и саморазрушения ради вечного успокоения в ничтожестве. Наконец, эти люди устали в бессмысленном труде, и на их лицах появилось страдание, и эти люди провозгласили, что страдание есть красота, ибо в страдании лишь мысль» [1, с. 23].
После пробуждения герой восклицает, что он познал Истину! Истина, в понимании героя, есть знание о совершенстве мира, о том, что могло бы быть, если бы человек не встал на путь греха. Но здесь есть некая двойственность: с одной стороны, ничего нового не открывается человечеству. «Возлюби ближнего своего как самого себя» — мы слышали это сотни раз, но герой говорит об открытии, о прозрении… Да, слышали, но не осознавали, не придавали значения, относились как к непостижимому идеалу, утопии.
Финал рассказа остается открытым : герой просыпается и решает проповедовать Истину. Через всё произведение красной нитью проходит мысль о необходимости твердой веры человека в Бога. А если нет Бога, то на его место претендует сам человек, что ведет к полнейшему разрушению. Таким образом, главная мысль рассказа заключается в том, что человечество, отрицающее Бога, стоит на пути саморазрушения.
1. Достоевский Ф.М. Рассказы. — М.: Современник, 1983.
Ф.М.Достоевский: СОН СМЕШНОГО ЧЕЛОВЕКА
Ф.М. Достоевский рассказывает о человеке, которого окружающие считали смешным. Однако, они не подозревали, что смешным он казался и сам себе, полагая это главной тайной своей жизни, от которой он страдал, но и гордился ею одновременно. Так продолжалось до той поры, пока однажды его посетила мысль: «НА СВЕТЕ ВЕЗДЕ ВСЁ РАВНО». Ему вдруг стало всё равно – если бы мир существовал или если бы ничего не существовало нигде вовсе.
Но поскольку нашему герою в это время уже было совсем «всё равно», он не почувствовал к ней никакой жалости и почти что прогнал от себя.
Но это последнее занятие показалось ему самым невыносимым и несправедливым и он «воззвал всем существом своим к властителю того, что с ним совершилось». После этого могила его вдруг разверзлась, и какое-то существо, подхватив его, понеслось в пространстве всё дальше от Земли – к той самой звезде, что увидел он на небе минувшим вечером.
Звезда оказалась двойником нашего Солнца, а неслись они к небольшой, изумрудного цвета звёздочке, которая была такой же планетой, как наша Земля.
Видя эту другую Землю, он вдруг проникся восторженной любовью к своей несчастной, покинутой им, теперь далёкой, но дорогой Земле. Он жаждал целовать свою Землю, обливаясь слезами, и не хотел принимать жизни ни на какой другой.
Но спутник уже оставил его одного в ярком свете солнечного, прелестного, как рай, дня на этой планете с благоухающей, восхитительной природой. К нему подошли люди. Они были прекрасны, счастливы и веселы, а лица их сияли разумом и «восполнившимся до спокойствия сознанием».
При первом же взгляде на них, он понял, что эта Земля не осквернена грехопадением, а люди на ней жили в таком же раю, в каком жили и его далёкие прародители. Они ни о чём не расспрашивали его, поскольку всё знали о нём и хотели поскорее согнать скорбь с лица его, лаская и успокаивая.
Его поразило, что люди эти, зная столь много, не имеют науки. Но их знания питались иными проникновениями и иными были их стремления. Эти знания были глубже и выше науки, потому что наука лишь пыталась объяснить, что есть жизнь, а люди эти просто знали – как жить. Они показывали ему деревья, животных, которых они любили и с которыми они могли странным образом общаться; звёзды, с которыми они соприкасались своей живой мыслью… Они были резвы, как дети и все любили его. Они пели прекрасные песни и питались плодами своих деревьев, мёдом лесов и молоком любивших их животных. У них не было болезней, а старики умирали с улыбкой, провожаемые близкими без скорби и слёз. У них не было храмов, но было какое-то живое единение с Целым Вселенной. Они славили в песнях свою Природу и друг друга. Многих песен он не мог понять: понимая слова – не проникал в их значение.
Смешной человек пытался им рассказать о своей Земле, грешной и полной страданий, но видел, что они не могли представить себе того, что он говорил, но понимали силу его тоски о тех, кого он покинул. Они глядели на него проникнутым любовью взглядом, и сердце его становилось столь же невинным и правдивым. От этой неизведанной раньше полноты жизни у него захватывало дух, и он молча молился за них и на них…
Сон пролетел через тысячелетия, казавшиеся одним целым. Случилось так, что он… развратил их всех. Как это произошло – ему было непонятно, но он точно знал, что стал причиной их грехопадения.
До сих пор я лишь кратко излагала рассказ Ф.М. Достоевского. Но то, что устами своего героя рассказал Ф.М. Достоевский далее – привожу дословно.
«… Как скверная трихина, как атом чумы, заражающий целые государства, так и я заразил собой эту счастливую, безгрешную до меня землю. Они научились лгать и полюбили ложь, и поняли красоту лжи. О, это, может быть, началось невинно, с шутки, с кокетства, с любовной игры, в самом деле, может быть, с атома, но этот атом лжи проник в их сердца и понравился им. Затем быстро родилось сладострастие, сладострастие породило ревность, ревность – жестокость… О, не знаю, не помню, но скоро, очень скоро брызнула первая кровь: они удивились и ужаснулись, и стали расходиться, разъединяться. Явились союзы, но уже друг против друга.
Начались укоры, упрёки. Они узнали стыд и стыд возвели в добродетель. Родилось понятие о чести, и в каждом союзе появилось своё знамя. Они стали мучить животных, и животные удалились от них в леса и стали им врагами. Началась борьба за разъединение, за обособление, за личность, за моё и твоё. Они стали говорить на разных языках. Они познали скорбь и полюбили скорбь, они жаждали мучения и говорили, что истина достигается лишь мучением.
Тогда у них явилась наука. Когда они стали злы, то начали говорить о братстве и гуманности и поняли эти идеи. Когда они стали преступны, то изобрели справедливость и предписали себе целые кодексы, чтобы сохранить её, а для обеспечения кодексов поставили гильотину.
Они чуть-чуть лишь помнили о том, что потеряли, даже не хотели верить тому, что были когда-то невинны и счастливы. Они смеялись даже над возможностью этого прежнего их счастья и называли его мечтой. Они не могли даже представить его себе в формах и образах, но странное и чудесное дело: утратив всякую веру в бывшее счастье, назвав его сказкой, они до того захотели быть невинными и счастливыми вновь, опять, что пали перед желаниями сердца своего, как дети, обоготворили это желание, настроили храмов и стали молиться своей же идее, своему же «желанию», в то же время вполне веруя в неисполнимость и неосуществимость его, но со слезами обожая его и поклоняясь ему. И, однако, если бы только могло так случиться, чтоб они возвратились в то невинное и счастливое состояние, которое они утратили, и если б кто вдруг им показал его вновь и спросил их: хотят ли они возвратиться к нему? – то они, наверно бы, отказались.
Они отвечали мне: «Пусть мы лживы, злы и несправедливы, мы знаем это и плачем об этом, и мучим себя за это сами, и истязаем себя и наказываем больше, чем даже может быть, тот милосердный судья, который будет судить нас, имени которого мы не знаем. Но у нас есть наука, и через неё мы отыщем вновь истину, но примем её уже сознательно, знание выше чувства, сознание жизни – выше чувства, сознание жизни – выше жизни. Наука даст нам премудрость, премудрость откроет законы, а знание законов счастья – выше счастья». Вот что говорили они, и после слов таких каждый возлюбил себя больше всех. (…)
Явилось рабство, явилось даже добровольное рабство: слабые подчинялись охотно сильнейшим, с тем только, чтоб те помогали им давить ещё слабейших, чем они сами.
Явились праведники, которые приходили к этим людям со слезами и говорили им об их гордости, о потере меры и гармонии, об утрате ими стыда. Над ними смеялись или побивали их каменьями. Святая кровь лилась на порогах храмов.
Зато стали появляться люди, которые начали придумывать: как бы всем вновь так соединиться, чтобы каждому, не переставая любить себя больше всех, в то же время и не мешать никому другому, и жить таким образом всем вместе как бы и в согласном обществе.
Целые войны поднялись из-за этой идеи. Все воюющие твёрдо верили в то же время, что наука, премудрость и чувство самосохранения заставят, наконец, человека соединиться в согласное и разумное общество, а потому пока, для ускорения дела, «премудрые» старались поскорее истребить всех «непремудрых» и не понимающих их идею, чтоб они не мешали торжеству её. Но чувство самосохранения стало быстро ослабевать, явились гордецы и сладострастники, которые потребовали всего или ничего. Для приобретения всего прибегалось к злодейству, а если оно не удавалось – к самоубийству. Явились религии с культом небытия и саморазрушения ради вечного успокоения в ничтожестве.
Наконец, эти люди устали в бессмысленном труде, и на их лицах появилось страдание, и эти люди провозгласили, что страдание есть красота, ибо в страдании лишь мысль. Они воспели страдание в песнях своих.
Я ходил меж ними, ломая руки, и плакал над ними, но любил их, может быть, ещё больше, чем прежде, когда на лицах их ещё не было страдания и когда они были невинны и столь прекрасны. (…) Я простирал к ним руки, в отчаянии обвиняя, проклиная и презирая себя. Я говорил им, что всё это сделал я, я один; что это я им принёс разврат, заразу и ложь! Я умолял их, чтобы они распяли меня на кресте, я учил их, как сделать крест. (…) Но они лишь смеялись надо мной и стали меня считать под конец за юродивого. Они оправдывали меня, они говорили, что получили лишь то, что сами желали, и что всё то, что есть теперь, не могло не быть. Наконец, они объявили мне, что я становлюсь им опасен и что они посадят меня в сумасшедший дом, если я не замолчу.
Тогда скорбь вошла в мою душу с такою силой, что сердце моё стеснилось, и я почувствовал, что умру, и тут… ну, вот тут я и проснулся».
Проснувшись, человек взглянул на свой револьвер и, поспешно оттолкнув его от себя, вскочил, вскинув руки и воззвав к вечной истине, которая ему открылась.
«О, теперь жизни и жизни». Он в ту же минуту решил, что должен жить и проповедовать эту истину, ибо он видел её.
Он полюбил тех, кто над ним смеялся больше всех остальных, он знал, что зло не было нормальным состоянием людей и живой образ истины наполнил душу его навеки. Он знал, против чего он будет бороться. Это порочное, губительное заблуждение, что «сознание жизни выше жизни, а знание законов счастья выше счастья».
Он отыскал ту девочку, размышления о которой в кресле с револьвером в руках усыпили его, помешав сделать тот роковой выстрел.
Я позволила себе краткий вольный пересказ этого гениального произведения (впрочем, как и все остальные), чтобы задать один-единственный вопрос:
Действительно ли в душе писателя, написавшего его, царила вечная осень? Возможно, мы все пока не сумели понять его и не осознали, что Ф.М. Достоевский творил с мечтой о вечной весне, и лишь она занимала его мысли. Иначе бы не смогли из-под пера талантливого прозорливца родиться эти строки, вчитываясь в которые, в течение лишь короткого часа мы почти физически ощущая своё присутствие, начинаем переживать вместе с его героем целые тысячелетия, до краёв наполняя сердце своё его переживаниями.
Ф.М. Достоевский устами своего «смешного человека» приподнял для нас завесу над Истиной и сказал: воспользуйся этим, мой дорогой читатель, проповедуй эту истину, как мой прозревший герой, чтобы в душах всех людей и навеки воцарилась вечная весна.