Как описать страшный сон в книге
Поговорим о снах в книгах?
Всем привет!) В такую дождливую московскую погоду у меня настроение как у Стивена в первой главе «Виноградных грёз» – грустно-ностальгическое.
В первой главе я использовала приём неочевидного сна (не знаю, есть ли такой на самом деле, сама только что придумала), то есть какое-то время герой не понимает, что он спит, пока происходящее не становится абсурдным или пугающим. Потом он просыпается и начинается обычное повествование.
Капли дождя оставляют на окнах спальни мутные разводы. Я лежу в постели, пытаюсь заснуть, но что-то мешает. Внутри гложет. Вдруг я вижу тебя. Ты прелестна, мой ангел. Ты ложишься рядом и нежно смотришь на меня. Твои карие глаза – я скучал по ним. Вмиг спокойствие охватывает душу, никаких тревог. Ты улыбаешься и тихо шепчешь мне на ухо: «Стив, обними меня. Пожалуйста». Дважды просить не надо: я касаюсь хрупких плеч и бережно обнимаю, притянув к себе. Ты царапаешь мою спину, заигрывая, ты знаешь, мне это нравится. Слегка надавливаешь, оставляя ногтями отметины. Взглядом показываешь: «Мы принадлежим друг другу». Я киваю. Знаешь ведь, это так. И я знаю. Ничто не разрушит связь.
Касаюсь губами твоей шеи – горячая, – обжигаюсь, но не останавливаюсь. Ты медленно дышишь, с придыханием, и сильнее прижимаешься ко мне. Ты целуешь первая: сладко. Приятно кружится голова. Я многое хочу сказать тебе, многое объяснить, но не в силах остановиться. Прижимаю к себе, вдыхая запах шоколадных волос. Они и пахнут шоколадом. И малиной. Ты прикусываешь зубами мою нижнюю губу. Нежная жестокость. Так можешь только ты. И я тону. Тону в тебе.
Кто-то со всей силы трясёт меня за плечо, вырывая из блаженства.
Наш чудесный мир содрогается, как при землетрясении. Всё вокруг – руины. Краски смываются, делая мир бесцветными, безжизненными. Ты становишься прозрачной, словно приведение. Я пытаюсь ухватиться за твою руку, прижать к себе, но ладонь проходит сквозь твоё тело. Будто фантом ты стоишь у самого края разваленного мира, и глаза твои блестят от слёз. Чувствую неприятную дрожь. Карточный домик под влиянием сильного ветра рассыпается по глубинам моей души, оседает на сердце и оно болезненно сжимается. Меня засасывает в бездну. Не могу дышать. Я падаю, падаю в пустоту, и. просыпаюсь.
Авторы и читатели, расскажите: Любите ли вы описывать/читать в романах, как описывают сны? Считаете ли вы, что такой приём интересен в художественном тексте или он часто бессмысленен, для красного словца?
Напомню, что первая часть книги «Виноградные грёзы» закончена,
и я буду счастлива видеть ваши отзывы о сюжете и персонажах :з.
Как отпугнуть читателя первой строкой
Вольный перевод-пересказ дополнен собственными примерами из классиков.
Предупреждение : мнение автора статьи и автора блога может не совпадать. Рекомендации не стоит принимать, как абсолютную истину; при чтении этого списка следует помнить, что умелый автор и из шаблона сделает конфетку.
Итак, первые строки/параграфы книг, которые, как показывает опрос, часто отпугивают читателей:
Сцена пробуждения утром в кровати
“ Будильник зашелся яростным трезвоном. По квартире разлился дразнящий запах кофе. Из кухни раздался бодрый голос мамули:
— Мери-Сью, дочурка, вставай, в институт опоздаешь!
Я нехотя вытащила свою сонную тушку из постели и поплелась к зеркалу. Уныло взглянула на отражение. Увиденное не порадовало. Мои рыжие волосы напоминали воронье гнездо, под ярко-зелеными глазами расплылись пятна от туши. Я поискала волшебную палочку, чтобы применить бытовое заклинание умывания и расчесывания, но ее нигде не было видно. Наверное, мой брат опять забрал ее вместо своей. Ну, Витя, ну козёл, погоди! ”
Почему это плохо? Слишком заезжено. Честно, у меня зубы свело, когда я сочиняла этот пример.
Сцена, которая оказывается сном, и заканчивается пробуждением героя.
Герой подскакивает в кровати или, наоборот, глубже зарывается в подушку.
Звонки телефона, стук в дверь, звук работающего телевизора, которые будят героя.
Фразы типа: “Вставай, завтрак готов”, “Засоня, в институт опоздаешь!”
Запах кофе или завтрака, который вытаскивает героя из постельки.
Герой плетется к зеркалу и смотрит на свое отражение (если при этом он видит то, что и всегда. Автор может заготовить изумительный поворот если, скажем, герой видит в зеркале не то, что ожидает, например, за ночь он постарел на пару десятков лет или отрастил клыки как у вепря-бородавочника).
Герой при пробуждении мается с похмелья.
Герой в возбуждении подскакивает с кровати в первый день чего-то-там (учебы в Академии Попаданцев, первого дня работы в новом офисе…)
Можно ли сцену пробуждения написать так, чтобы она стала оригинальной и зацепила читателя? Ну разумеется, можно.
Проснувшись однажды утром после беспокойного сна, Грегор Замза обнаружил, что он у себя в постели превратился в страшное насекомое. (Кафка “Превращение”, пер. Апта)
Я только что проснулась в чужой спальне. Я не понимаю, где я, как я здесь очутилась, и пока не представляю, как доберусь домой.
Так… Понятно. Я провела здесь ночь. Разбудил меня женский голос. Сначала я подумала, что лежу в постели с женщиной, но потом сообразила, что это диктор — видимо, включилось радио, — и, открыв глаза, я увидела, где нахожусь. В совершенно незнакомой комнате.
Си Джей Уотсон “Прежде чем я усну” (перевод Александра Афиногенова)
2. Описание погоды/пейзажа
В частности, предложение такого вида:
[Прилагательное] [прилагательное] солнце поднялось в [прилагательное] [прилагательное] небе, посылая [прилагательное] [прилагательное] лучи на [прилагательное] [прилагательное] землю.
Почему это плохо? Просто скучно.
3. Клише “Однажды, в далеком королевстве/тридесятом царстве/на обратной стороне Луны…”
Если вы, конечно, не Сервантес с его знаменитым началом:
«В некоем селе Ламанчском, которого название у меня нет охоты припоминать, не так давно жил-был один из тех идальго, чье имущество заключается в фамильном копье, древнем щите, тощей кляче и борзой собаке».
4. Подробное описание города/королевства/планеты и т.д.
Создавать свой мир — забавная игра, но, как правило, в самом начале книги читателям не особо интересно, на каком топливе работают грузовики на вашей планете, как устроено правительство гномов, в каком году была основана столица вашей выдуманной империи и какие расы ее населяют. Не стоит превращать первую страницу вашей книги в статью из Википедии.
5. Подробное описание внешности, характера или истории жизни персонажа
Так ли важно вашему читателю знать, какого цвета глаза вашей героини? Эта деталь что-то говорит о конфликте, с которым ей доведется столкнутся, или о ее стремлениях, или раскрывает ее характер? Вот, например, начало, которое хочется пропустить:
“ У эльфийки были глаза цвета весеннего неба и длинные белокурые волосы, которые плащом окутывали ее хрупкие плечи. Ее лазурное платье с юбкой в пол и пышными рукавами украшали жемчужные пуговицы…”
А вот замечательный пример из классики, в который хочется вчитываться:
“Скарлетт О’Хара не была красавицей, но мужчины вряд ли отдавали себе в этом отчет, если они, подобно близнецам Тарлтонам, становились жертвами ее чар. Очень уж причудливо сочетались в ее лице утонченные черты матери – местной аристократки французского происхождения – и крупные, выразительные черты отца – пышущего здоровьем ирландца. Широкоскулое, с точеным подбородком лицо Скарлетт невольно приковывало к себе взгляд. Особенно глаза – чуть раскосые, светло-зеленые, прозрачные, в оправе темных ресниц. На белом, как лепесток магнолии, лбу – ах, эта белая кожа, которой так гордятся женщины американского Юга, бережно охраняя ее шляпками, вуалетками и митенками от жаркого солнца Джорджии! – две безукоризненно четкие линии бровей стремительно взлетали косо вверх – от переносицы к вискам.” (М. Митчелл “Унесенные ветром” пер. Озерской)
«Ростом он был шесть футов, — пожалуй, на один-два дюйма меньше, сложения крепкого, и он шел прямо на вас, слегка сгорбившись, опустив голову и пристально глядя исподлобья, что наводило на мысль о быке, бросающемся в атаку». (Д. Конрад “Лорд Джим” пер. А. Кривцова)
6. Пролог
Комментарии излишни. Многие, очень многие читатели пропускают пролог; иногда они возвращаются к нему, когда книга прочитана и расставаться с ней не хочется.
Чем заменить пролог? Флэшбэком (ретроспективной сценой, взглядом в прошлое).
Почему читателей отпугивает пролог? Потому что он часто бывают сложным для восприятия, и, на первый взгляд, никак не связан с событиями основной части.
7. Прямое обращение к читателю
Многих отпугивает такое начало: “ Дорогой читатель, если ты читаешь эту книгу, ты, возможно, задаешься вопросом, почему… ” и т.д. и т.п.
Почему это плохо? Такое начало очень смахивает на самоанализ и самокопание, что не всем по душе. Читатель не втягивается в историю сразу, а ждать не любит.
А вот пример из Итало Кальвино.Этот первый параграф считается одним из самых ярких в литературе:
«Ты открываешь новый роман Итало Кальвино «Если однажды зимней ночью путник». Расслабься. Соберись. Отгони посторонние мысли. Пусть окружающий мир растворится в неясной дымке. Дверь лучше всего закрыть: там вечно включен телевизор. Предупреди всех заранее: «Я не буду смотреть телевизор!» Если не слышат, скажи громче: «Я читаю! Меня не беспокоить!» В этом шуме могут и не услышать. Скажи еще громче, крикни: «Я начинаю читать новый роман Итало Кальвино!» А не хочешь – не говори: авось и так оставят в покое».
(перевод: Геннадий Петрович Киселев)
8. Заверения автора в том, что история в книге реальная (особенно если книга написана в жанре фэнтези или НФ)
Не надо, дорогой автор. Мы что, дети малые? Мы знаем, что ты все это выдумал. Не лукавь.
Пример из классика, который плевал на все эти ваши шаблоны:
«Почти все это произошло на самом деле. Во всяком случае, про войну тут почти все правда». (К. Воннегут “Бойня номер пять” пер. Р. Райт-Ковалева)
9. Мудрёное описание странных, непонятных событий, вещей или существ
Автору рассказали на писательских курсах, что начало должно быть цепляющим и даже шокирующим. И автор принимается изгалятся:
“Когда я проснулся утром, я еще не знал, что моя девушка вот-вот превратится в земляного кольчатого червя и попытается отрубить мне голову моим верным старым мачете с титановым покрытием.”
Такие описания похожи на сочинения пятиклассника. Фантастика фантастикой, но меру нужно знать. Фантастика и фэнтези должны быть реалистичны, как бы странно это не звучало. Читатель играет с собой в игру: он хочет верить в то, что описанное в книге — правда, и если начало слишком дикое и шокирующее, вера эта исчезает.
10. Длинный диалог, в котором речь идет о непонятных пока вещах
Кто эти люди? Зачем они здесь? О чем они говорят?
Нет, читатель вовсе не будет заинтригован. Он будет сбит с толку, как школьник, который попал на урок неподготовленным, и не понимает ни слова из того, что говорит учитель у доски.
А вот пример начала одной из лучших книг русской фантастики, которое рвет все шаблоны: это одновременно и ненавистный пролог, и длинный, непонятный пока диалог.
“Из интервью, которое специальный корреспондент Хармонтского радио взял у доктора Валентина Пильмана по случаю присуждения последнему Нобелевской премии по физике за 19… год:
— …Вероятно, вашим первым серьёзным открытием, доктор Пильман, следует считать так называемый радиант Пильмана?
— Полагаю, что нет. Радиант Пильмана — это не первое, не серьёзное и, собственно, не открытие. И не совсем моё.
— Вы, вероятно, шутите, доктор. Радиант Пильмана — понятие, известное всякому школьнику.
— Это меня не удивляет. Радиант Пильмана и был открыт впервые именно школьником. К сожалению, я не помню, как его звали. Посмотрите у Стетсона в его «Истории Посещения» — там всё это подробно рассказано. Открыл радиант впервые школьник, опубликовал координаты впервые студент, а назвали радиант почему-то моим именем.
— Да, с открытиями происходят иногда удивительные вещи. Не могли бы вы объяснить нашим слушателям, доктор Пильман…” (Стругацкие, “Пикник на обочине”)
Теперь, когда вы знаете правила, вы вольны их нарушать! Если вы умеете пользоваться клише намного лучше, чем остальные, то это уже не клише вовсе, а ваш уникальный авторский стиль, который несомненно заставит читателя зацепиться за первый параграф и затем увлеченно перелистывать страницу за страницей.
А какие первые строки заставляют вас морщиться и закрывать книгу?
Литературный наставник
Учимся писать и находить свою аудиторию
Как писать сон, бред. 8. Подходы к изображению сна в литературном произведении
Шемякин. Первый сон Раскольникова (из романа Достоевского «Преступление и наказание»)
На Западе литературные наставники, как правило, не советуют начинающим писателям использовать приём «сон». Они считают, что начинающий не в состоянии хорошо написать литературный сон и бред, поэтому лучше перестраховаться (американские издательские редакторы не любят литературные сны) и начинать с более простых изобразительных приёмов.
Но если начинающий писатель всё же решил включить в своё произведение сновидения, то, прежде чем сесть писать, он должен озаботиться несколькими соображениями. Перечислю некоторые из них.
Тот факт, что писатель решил включить сновидения в своё произведение, ещё не означает, будто он специалист по изображению снов. У литературных снов есть своя специфика изображения, её нужно освоить, как минимум, применительно к тому жанру, в котором автор пишет. Изучение реальных и литературных сновидений не только придаст писателю уверенность, но и способно навести автора на оригинальные идеи и подсказать нужные изобразительные приёмы. Неподготовленный писатель обязательно «провалит» изображение сна, поэтому сны у начинающих писателей ― вечно спешащих выставиться на публику и не желающих учиться, ― как правило, не удаются.
К этому есть серьёзные объективные причины. Многие издатели, редакторы, литературные агенты и весьма значительный процент аудитории читателей не любят сны в художественных произведениях. Читатели, особенно молодые, просто пролистывают страницы со снами, не желая отвлекаться от основного сюжета. Другие читатели видят в снах дешёвый приём манипулирования собой со стороны автора. Третьи считают: художественная литература и кино снами и бредами настолько перегружены, что «сон» как приём стал банальным и теперь уже не в состоянии вызвать в читателе интерес и сочувствие.
Вот пример отношения одного американского читателя к снам в популярной серии романов «Сумерки» («Twilight») Стефани Майер:
«Одна из вещей, которые раздражали меня до смерти, было постоянное использование сна. В каждой книге, я думаю, использованы по меньшей мере три сна, а в некоторых ― и того больше. Некоторые из них были интересными и полезными для сюжета, но другие застряли в середине строительства интриги ― и они ужасно раздражают и совершенно бесполезны. Но я признаю, что ненавижу читать любые сны, даже имеющие хороший вид».
Писатель, конечно, может возразить: это слишком «простые читатели», с клиповым восприятием художественного литературного произведения… Но может быть справедливо и другое объяснение: сон написан из рук вон плохо, произведение «перегружено» снами и бредами.
Освоив реальные и литературные сны (пункт 1), писателю будет легче создавать интересные насыщенные смыслами и сюжетными ходами, захватывающие воображение читателя.
Убедившись, что сон в произведении необходим, определите: 1) значение сна для уснувшего персонажа; 2) как сон будет продвигать литературную историю (сюжет) вперёд. Другими словами, нужно ― в традициях русского литературоведения ― выделить идеологическую, психологическую и сюжетную функции сна, и найти взаимосвязь между их особенностями и свойствами художественной реальности в произведении.
Особенно важно условие, чтобы сон продвигал сюжет. Хотя сон ― не реальное явление, он может сделать сюжет более интересным несколькими способами:
1) сон может подтолкнуть развитие характера: персонаж просыпается, принимает продиктованное сном решение и совершает новый для себя поступок;
2) сон может развить в характере страхи, которые в будущем не позволят персонажу принимать логичные решения;
3) сон может показать предысторию персонажа. Рассказать читателю прошлые события во сне персонажа ― представляется простой задачкой. Но тогда сам сон должен быть очень убедительным и по содержанию, и по форме.
Далеко не любое место в произведении пригодно для размещения сна. Начало романа (пролог, предыстория) и наполненные действиями места сюжета (кризис, кульминация), не столь хороши для размещения снов. Очень редко романы начинаются с описания сна. У начала традиционного романа с аристотелевским сюжетом есть своя задача ― «запустить» основной сюжет, и сон мешает её решать. В кульминацию, когда напряжение должно нарастать, сон персонажа будет выглядеть как снижающий напряжение, перебивающий главный сюжет эпизод или сцена, как если бы олимпийский бегун-марафонец ближе к концу дистанции вдруг присел или прилёг отдохнуть в теньке оливкового дерева. В кульминацию читатель пропустит сон и вернётся к реальной литературной истории. Литературные агенты и редакторы обязательно вымарывают сны из кульминаций. Исключения составляют произведения из бессюжетных жанров, где кульминаций попросту нет.
Физические сны человека длятся от пяти до сорока пяти минут. Но во сне время может сильно искажаться, и очень часто сновидцу кажется, что сон длился дольше, чем это было на самом деле. Некоторые исследователи утверждают: чем дольше человек спит, тем короче становятся его сны. Продолжительность литературных снов, естественно, отличается от таковой реальных.
Важно не злоупотреблять длительностью снов. Например, «Первый сон Раскольникова» (об убитой у кабака лошади) ― это сон-воспоминание, он слишком длинный, слишком последовательный, слишком логичный и «земной», без фантазийных превращений, поэтому абсолютно не похож на сон. Достоевский этим сном, конечно, решает в романе свои идеологические и художественные задачи, но сам сон написан плохо, с натяжкой, ― точнее, эту, по сути, вставную новеллу нужно было давать не сном, а каким-то другим приёмом или просто в форме повествования от третьего лица: «Раскольникову вспомнилось…»
На Западе сны советуют писать коротко. «Я не вижу смысла страницу за страницей заполнять описанием сна. А если сон длинный, он, вероятно, не написан в истинном формате сна», ― пишет один из американских литературных наставников. Обоснование таково: длинное описание сна может разорвать поток литературной истории, а это принесёт произведению больше вреда, чем пользы.
Возражу: это коммерческий издательский подход, нацеленный на современного рядового западного читателя, сосредоточенного исключительно на сюжете, а не на смыслах, нацеленный на читателя, не обращающего внимание на ассоциативные ряды, на знаки в тексте и т. д. Да, в остросюжетных жанрах не до длинных снов. Но там и не до длинных описаний обстановки, не до подробных портретов, не до пейзажей и других элементов произведения, чем славится непревзойдённая русская литература. Сон должен быть оправдан идейно и композиционно, а длинный он или короткий ― не суть. Есть целые произведения, состоящие из снов.
Этот пункт является продолжением пункта 1. Нужно знать свою реакцию на пробуждение, поинтересоваться как реагируют на пробуждение от незабываемого сна ваши друзья и близкие, найти сцены пробуждения в литературных произведениях того же жанра, что и ваше. Это позволит изобразить реакцию персонажа на пробуждение убедительно.
Примеров неправдоподобных реакций на приснившийся кошмарный сон в литературе немало. Эпатирующие начинающие авторы, например, пишут: проснувшийся персонаж «с диким криком вскочил с постели». Это звучит совершенно неубедительно. Очнувшись после дурного сна, человек может дёрнуться, обнаружить себя вспотевшим, с учащённым сердцебиением, тяжело дышащим, в скомканных простынях, может упасть с постели… Но то, чтó представляется спящему «диким криком ужаса», в большинстве случаев на деле ― лишь тихий невнятный стон. В любом случае, даже если крайние реакции («дико закричал…», «вскочил и бросился…», «с багровым лицом села на постели, с криком умирающей в горле…») иногда случаются в реальной жизни, автору в первую очередь нужно заботиться о художественной правде, а крайности в сценах пробуждения от ужасного сна скорее всего прозвучат неправдоподобно или кощунственно для абсолютного большинства читателей.
Основные элементы структуры литературного сна перечислены в разделе «Как литературоведы изучают литературный сон» в большой теме «Как писать сон, бред», изучаемой в Школе писательского мастерства Лихачева. Писатель должен отработать эти элементы, тогда сон хорошо «впишется» в произведение, не будет восприниматься читателем как чужеродный «надуманный» материал.
Здесь ещё нужно ответить на вопросы: 1) персонаж осознаёт, что видит сон? 2) сон покажется сюрреалистическим или будет походить на реальность, окружающую персонаж?
Это особенно важно для литературных произведений, предназначенных для экранизации. В этом случае глаза персонажа, видящего сон, должны уподобляться объективу кинокамеры. Другими словами: сон лучше писать в настоящем времени. Не имеет значения, что остальная часть произведения написана в прошедшем времени. Сон всегда происходит в данный момент, в настоящем времени, и читатель знает это на уровне инстинкта, бессознательно. Сон в настоящем времени вызовет в читателе больше эмоций.
Ещё нужно определить: сон цветной или монохромный. Нередко в цветной кинокартине сны подаются в чёрно-белом цвете ― это чтобы даже недалёкий зритель понял. А вот у литературного героя Раскольникова сны были цветными, и подавать их на экране чёрно-белыми было бы неправильно, Достоевскому это не понравилось бы.
Сон следует использовать с осторожностью, чтобы он нечто добавлял литературной истории, а не заменял её. Если у писателя есть специальная программа форматирования рукописи или есть знакомый издательский редактор, то желательно посоветоваться с последним, чтобы узнать конкретные (принятые в издательстве) руководящие принципы форматирования снов.
Форматирование должно помочь читателю помочь понять, что он читает описание сна. Советы здесь таковы:
1) перед сценой сна сообщить, что персонаж уснул, или после пробуждения персонажа сообщить, что это был сон;
2) пробелами, кавычками или многоточиями отметить чёткие границы, где сон начинается и где ― заканчивается;
3) отметить сон курсивом, другим шрифтом или как блок цитаты;
4) написать сон в настоящем времени, независимо от того, в каком времени пишется литературная история в произведении. Различие во времени сразу бросится в глаза читателю.
Итак, в книгоиздании западных стран нередко сны выделяются курсивом или набираются другим шрифтом (но тогда не курсивом), чтобы читатель мог легче отличить описание сна от текста остальной литературной истории. Когда американские писатели выделенные курсивом сны переводят в обычный шрифт, чтобы читатель не сразу догадался, что это сон, то такое авторское самоуправство называется «отступить от правил».
В российском книгоиздании курсив и другое особенное форматирование снов не используется. Иногда текст снов выделяют кавычками. Но обычно повествователь просто сообщает: «Ему снилось, как…», «Но это был сон…» В таких случае никакого особенного форматирования не нужно.
Здесь нужно задаться несколькими вопросами.
1) Что произойдёт, если писатель не вставит сон в свою литературную историю? (Ср.: на месте Достоевского я бы не стал вставную новеллу об убийстве лошади пьяными мужиками в «Преступлении и наказании» изображать в форме «Первого сна Раскольникова»).
2) Есть ли другой способ, кроме сна, чтобы подать характер своего персонажа или эпизод литературной истории?
3) Что именно писатель хочет добавить к характеру персонажа или к литературной истории с помощью приёма сна?
4) Сон персонажа лучше показать или о сне лучше рассказать?
5) Если сновидец и повествователь ― не одно лицо, кому из них поручить рассказ о сне?
Вспомните об этом в нужный момент!
Если вы нашли моё сообщение полезным для себя, пожалуйста, расскажите о нём другим людям или просто дайте на него ссылку.
Узнать больше вы всегда можете в нашей Школе писательского мастерства: http://book-writing.narod.ru
Услуги редактирования (развивающего и стилевого) и корректуры рукописей: http://book-editing.narod.ru
Лихачев Сергей Сергеевич 