красно синий карандаш для чего
Краткая история красно-синего карандаша
Для того, чтобы сделать карандаш, одна половина которого окрашена в красный цвет, а другая – в синий, его приходилось сперва полностью окрашивать в красный цвет (как менее темный), покрывать лаком, а затем одну из половинок дополнительно перекрашивать в синий, окуная ее в специальную ванну. По крайней мере, такая технология применялась на советских карандашных фабриках, но едва ли она принципиально отличалась от технологий других производителей. Это приводило к удорожанию себестоимости изделия, поэтому до середины 20-го века двухцветную окраску старались делать по большей части на элитных сортах карандашей. Зато общим для всех двухцветных карандашей было то, что оттиск с названиями фабрики и карандаша проставлялся у них всегда ровно посередине длины, оставляя с обоих торцов одинаковое место для очинки.
Итак, перед нами четыре вида красно-синих карандашей разных производителей, являющися экспонатами Отраслевого канцелярского музея: EAGLE № 806 (Англия), A.W. FABER № 8513 «KOSMOS» (Германия), A. HAMMER № 750 «RED-BLUE» (СССР) и JOHANN FABER № 755 «ROT-BLAU» (Германия).
Следует отметить, что в начале 1930 годов под названием «Победа» производилось и несколько других разновидностей карандашей, что сейчас создает некоторую путаницу при попытках их систематизации, однако такие карандаши встречаются редко и выпускались они, судя по всему, недолго. После 1935 года, когда московские карандашные фабрики были переданы в ведение Треста школьно-письменных принадлежностей и ассортимент выпускаемых карандашей претерпел существенные изменения, след красно-синего карандаша «Победа» теряется вплоть до начала 1950 годов. Не исключено, что в этот период его перестали выпускать или же до нас пока не дошло ни одного сохранившегося экземпляра. Зато с 1951 года, когда произошел очередной пересмотр выпускаемого ассортимента, карандаш «Победа» опять стал массово производиться в прежнем виде фабрикой им. Красина, а в 1960 годах фабрика им. Сакко и Ванцетти выпустила своего конкурента под названием «Светлана». Он будет выложен в каталоге Отраслевого музея позднее. Оба эти карандаша изготавливались примерно до конца 1970 годов и, по всей видимости, были сняты с производства по окончании эпохи копировальных карандашей.
Краткая история красно-синего карандаша
В продукции большинства производителей имелось несколько вариантов карандашей с красно-синими стержнями, отличающихся свойствами или размерами (копировальные, канцелярские, промышленные). Они могли быть как круглого, так и шестигранного сечения, при этом по неписанному правилу круглые карандаши были копировальными, а шестигранные – нет. Далеко не все виды карандашей с двухцветным стержнем внутри имели также и двухцветную древесную оболочку. Многие окрашивались целиком в один цвет, который мог не совпадать ни с одним из цветов стержней. Например, часто применялась окраска под палисандровое дерево (коричневый). Вероятно, это делалось по причине того, что окрашивание карандаша в два цвета требовало дополнительных производственных операций и увеличивало расход материалов покрытия.
Для того, чтобы сделать карандаш, одна половина которого окрашена в красный цвет, а другая – в синий, его приходилось сперва полностью окрашивать в красный цвет (как менее темный), покрывать лаком, а затем одну из половинок дополнительно перекрашивать в синий, окуная ее в специальную ванну. По крайней мере, такая технология применялась на советских карандашных фабриках, но едва ли она принципиально отличалась от технологий других производителей. Это приводило к удорожанию себестоимости изделия, поэтому до середины 20-го века двухцветную окраску старались делать по большей части на элитных сортах карандашей. Зато общим для всех двухцветных карандашей было то, что оттиск с названиями фабрики и карандаша проставлялся у них всегда ровно посередине длины, оставляя с обоих торцов одинаковое место для очинки.
При этом последний представлен с двумя вариантами оттисков (фото вверху), что говорит о том, что эти образцы карандашей от Иогана Фабера, как именовали его в русскоязычной литературе, выпущены либо в разные годы, либо на разных фабриках (скорее первое), а слово « Zeder » дополнительно информирует нас, что данный карандаш сделан из кедра. Впрочем, остальные, скорее всего, тоже.
На фото можно заметить признаки того, что карандаши были сначала окрашены в красный цвет, а затем докрашены в синий. На верхнем карандаше Иогана Фабера имеется скол покрытия на синем торце, при этом на месте сколотой синей краски видна красная. А на карандаше Гаммера синяя часть короче красной, что говорит о том, что окрашенный в красный цвет карандаш опустили в синюю ванну на глубину примерно на сантиметр не достигающую его середины. И этот недокрашенный сантиметр остался также красного цвета.
Следует отметить, что в начале 1930 годов под названием «Победа» производилось и несколько других разновидностей карандашей, что сейчас создает некоторую путаницу при попытках их систематизации, однако такие карандаши встречаются редко и выпускались они, судя по всему, недолго.
После 1935 года, когда московские карандашные фабрики были переданы в ведение Треста школьно-письменных принадлежностей и ассортимент выпускаемых карандашей претерпел существенные изменения, след красно-синего карандаша «Победа» теряется вплоть до начала 1950 годов. Не исключено, что в этот период его перестали выпускать или же до нас пока не дошло ни одного сохранившегося экземпляра. Зато с 1951 года, когда произошел очередной пересмотр выпускаемого ассортимента, карандаш «Победа» опять стал массово производиться в прежнем виде фабрикой им. Красина, а в 1960 годах фабрика им. Сакко и Ванцетти выпустила своего конкурента под названием «Светлана». Оба эти карандаша изготавливались примерно до конца 1970 годов и, по всей видимости, были сняты с производства по окончании эпохи копировальных карандашей.
Letta art
Пишу про то, как рисую на стоки и просто так
Секрет синего карандаша раскрыт!
Частенько попадаются кадры, когда рисуют не простым, а красно-синим карандашом. Я долго ломала голову почему так, ведь не просто же потому что нравится! Для себя нашла плюс в том, что сине-красный набросок дает возможность разделить стадии/слои рисунка. А недавно выяснилось, что есть еще парочка объяснений.
Во-первых в грифеле цветного карандаша больше воска, следовательно рисует он мягче и плавнее как ни странно. Prismacolor выпускает специальные цветные карандаши вместо обычных и не только синие. Искать надо Col-Erase Erasable Pencil 1276 Blue или нужный цвет. Они стираются обычным ластиком на конце.
Есть еще конкретно синие, например вот парочка примеров.
Во-вторых, если рисовать синим цветом, а поверх обвести «начисто» черным и отксерокопировать рисунок — синие линии просто пропадут и останется только черный контур.
Я пользуюсь обычным двухсторонним красно-синим карандашом от Erich Crause, это действительно удобно, рекомендую попробовать.
Красно синий карандаш для чего
Войти
Авторизуясь в LiveJournal с помощью стороннего сервиса вы принимаете условия Пользовательского соглашения LiveJournal
Карандаш Сталина
Помните легенду про то как появилась Кольцевая линия?
Но существует и другая легенда, о которой мало кто знает, но тем не менее она есть…
Вы знаете о существовании красно-синего карандаша? Того самого, двухцветного. С одной стороны красный, с другой синий. Красно-синие карандаши, как оказалось, впервые появились в 1909 году, их придумали специально для работников немецкой почты. Долгое время такие карандаши так и назывались “почтовые”. Вот и у товарища Сталина был такой, «почтовый» карандаш подаренный ему немецкими товарищами как символ дружбы между СССР и Германией, и которым он активно пользовался. Известно было, что Сталин, никогда не отказывал, но, если он ставил резолюцию красным грифелем, то секретарь знал, что это значило к исполнению, а если синим, то просьбу можно было убрать в дальний ящик не опасаясь последствий. Так вот. Однажды, практически глубокой ночью, Иосиф Виссарионович с Лазарем Моисеевичем засиделись за картой Москвы, в очередной раз прикидывая, как же пойдёт первая линия метрополитена. Сталин пыхнул трубкой и нарисовал красную, пролетарскую линию от Сокольников до Парка Культуры, но когда он решил провести линию ответвление от Охотного ряда до Смоленской, то слишком сильно надавил на карандаш и красный грифель сломался. Иосиф Виссарионович ухмыльнулся в усы, отхлебнул чая и перевернув карандаш нарисовал этот кусок синим цветом. Так и получила своё начало голубая, филёвская линия.
Буквально совсем недавно прошла экскурсия на отреставрированном вагоне типа «А», на том самом, за номером 1, на котором Лазарь Моисеевич Каганович принимал первую линию метрополитена, на вагоне который вёз метростроевцев, показывая ту красоту, что они сотворили. Вагон легенда. Из книги «История метро Москвы»
«…первая поездка в поезде Московского метрополитена оставляет неизгладимое впечатление. Что творилось под землёй, когда строители промчали через свои тринадцать станций делегатов VII Всесоюзного съезда Советов и II съезда колхозников-ударников! Ошеломлённые всем увиденным, люди первое время молчали, пытаясь совладать с овладевшими их мыслями и чувствами. Они беспомощно разводили руками, свидетельствуя о невозможности выразить свои впечатления словами. Колхозные люди – молодые и старые, увлеченные ритмом идущего под землёй поезда, начинали петь. Люди на станциях кричали «ура!», бежали вдогонку и махали платками как флагами…»
Продажа билетов начнётся в понедельник, в 10 утра на сайте городского экскурсионного бюро
Но. Я ж говорил про розыгрыш? В группах центра профориентации в facebooke и вконтакте проводится розыгрыш билетов (по одному билету в каждой группе). Там совсем всё просто. Надо быть подписанным на группу profmetro, сделать репост записи и отписаться там, в комментариях. Каждый комментарий получит порядковый номер (участвуют только комментарии первого уровня) Во вторник мы разыграем билеты в прямом эфире либо Periscope либо Facebook Online, чуть позже посмотрим что удобнее. Удачи. И да пребудет с вами Сила
Напоминаем, что согласно законодательству Российской Федерации, подростки до 18 лет допускаются на ночную экскурсию только в сопровождении взрослых.
КРАСНО-СИНИЙ КАРАНДАШ ПО ЖЁЛТО-СЕРОЙ БУМАГЕ
№ 2018 / 16, 27.04.2018
В Литературном институте имени А.М. Горького прошла конференция в связи с юбилеем классика, мероприятие, по определению, формальное. И не стоило бы о том рассуждать, если б не темы, предложенные к обсуждению: «А.М. Горький и издательства «Знание», «Парус», «Всемирная литература»; «А.М. Горький и литературные процессы в советское время»; «Первый съезд советских писателей и его уроки». Какой беспамятный начальник извлёк из нафталина эти казённые формулировки, заставляя докладчиков повторять банальности? Между тем, материал нуждается даже не в переосмыслении, а в осмыслении. Например, поведение Горького-редактора.
Кто не упоминал этот карандаш в своих благодарственных мемуарах. Цветной карандаш о двух концах такая же обязательная деталь портрета А.М. Горького, как непрестанное глухое покашливание, как нарочитое оканье, как слёзы, то и дело точащиеся из глаз, будто из мироточивой иконы миро, как выражение «черти драповые» и ненависть к русскому крестьянству.
Но, рассуждая о Горьком-редакторе, внимание обращали на результаты (рукописи, ушедшие в печать, сотни писем к авторам, начинающим, маститым, прославленным, чьи произведения он прочёл с карандашом в руке), хотя не менее – или более – интересна структура действий, соотношение величин, сущности объектов. Разве что изредка, почти гадательно мемуарист упоминал о вещах и предметах: «Красным карандашом он имел обыкновение делать правку в тексте или замечания решительные, бесповоротные, синим – замечания, насколько я присмотрелся, вопросительные».
Таким образом, красный и синий цвета не противопоставлены друг другу, а дополняют каждый другой, выстраивая уровни оценки, отмечая этапы упорядочивания текста. Да и сам карандаш иногда являл свою суть, демонстрировал характер и свойства, что оттискивалось на листе бумаги, отражалось в письме, становясь эмблемой, наглядным знаком: «И любопытно, и поучительно опять и опять видеть, как отчётливо и изящно выписывается здесь каждая буква. Но вдруг карандаш редактора притупился, и дальше Горький правит карандашом, заново отточенным или запасным».
Правка текста порой бывала и вовсе формализована, оттого – демонстративна. Иной мемуарист вспоминает, что наблюдал украдкой за А.М. Горьким, сидящим в ожидании какого-то не то совещания, не то заседания, не то беседы. Классик, пока суд да дело, читает газету, исправляя разноцветным карандашом ошибки или опечатки. Дочитав, аккуратно сложил её и выбросил в мусорную корзину.
Ненужное, даже бессмысленное занятие, если не сумасшествие, бред. Кажется, это иллюстрация к очерку «Люди наедине сами с собой», где автор утверждал, что вот так, с собой тет-а-тет, человек не иначе безумен: «Впервые я заметил это ещё будучи подростком: клоун Рондаль, англичанин, проходя пустынным коридором цирка мимо зеркала, снял цилиндр и почтительно поклонился своему отражению».
Пример сомнителен, зыбок, и автор приводит прочие, будто бы очевидные, примеры, что не соотносятся внешне с порядком бытия. Вот А.П. Чехов, который ловит солнечный зайчик шляпой и пробует, чтобы зайчик не ускакал, надеть шляпу на голову, а то и так: «Он же долго и старательно пытался засунуть толстый красный карандаш в горлышко крошечной аптекарской склянки. Это было явное стремление нарушить некоторый закон физики. Чехов отдавался этому стремлению солидно, с упрямой настойчивостью экспериментатора».
Словно бы и не странно, что воинствующий реалист-«знаньевец» считает вздорным мистицизмом все эти зеркала, отражения, двойников, при том, что горьковские чудаки и оригиналы, которым он посвящал очерки и дневниковые заметки, писанные специально для публикации, самые отчаянные мистики, деятельные и агрессивные – высвобождают огонь из темницы, узилища, электрической лампы, ложатся с крестом в руках на трамвайные рельсы, чтобы остановить адское изобретение – трамвай.
А.М. Горький считает, будто некие люди силятся порушить, опрокинуть физические законы. «Мне рассказывали, – пишет он, – что однажды кто-то застал Н.С. Лескова за такой работой: сидя за столом, высоко поднимая пушинку ваты, он бросал её в фарфоровую полоскательницу и, «преклоня ухо» над нею, слушал: даст ли вата звук, падая на фарфор?»
Пишет, и не в силах понять, что люди наедине с собой живут по тем установлениям, которые считают верными и справедливыми, а не тем – навязанным извне, обществом, коллективным мнением. Эти установления метафизические, однако редуцированы в законы физического мира. Вот и суют карандаш в горлышко склянки, веря: не удаётся засунуть прямо, значит, надо под этаким углом. Отыщется такая конфигурация вещей в пространстве, когда карандаш, вроде бы, и толще, и заведомо обширней, а проскользнёт в узкое горлышко. Они делают это почти наугад, разбирая как головоломку или прикладную шараду, только руками, вне логики, опытом и наитием. А тот же А.М. Горький, прославитель бунтарей и мечтателей, романтик, поющий высокое безумство храбрых, думает, что это попросту невозможно.
Он недоумевает, блуждает в догадках: «Когда ребёнок пытается снять пальцами рисунок со страницы книги, – в этом нет ничего удивительного, однако странно видеть, если этим занимается учёный человек, профессор, оглядываясь и прислушиваясь: не идёт ли кто? Он, видимо, был уверен, что напечатанный рисунок можно снять с бумаги и спрятать его в карман жилета. Раза два он находил, что это удалось ему, – брал что-то со страницы книги и двумя пальцами, как монету, пытался сунуть в карман, но, посмотрев на пальцы, хмурился, рассматривал рисунок на свет и снова начинал усердно сковыривать напечатанное, это всё-таки не удалось ему; отшвырнув книгу, он поспешно ушёл, сердито топая».
Разве удивительно это? Удивительны действия наблюдателя, чуть не соглядатая. «Я очень тщательно просмотрел всю книгу: техническое сочинение на немецком языке, иллюстрированное снимками различных электродвигателей и частей их, в книге не было ни одного наклеенного рисунка, а известно, что напечатанное нельзя снять с бумаги пальцами и положить в карман. Вероятно, и профессор знал это, хотя он не техник, а гуманист», – А.М. Горький рассматривает со всем вниманием снабжённую унылыми, скучными иллюстрациями техническую книгу на ему неведомом языке, дабы убедиться в банальном, давно бесспорном.
Верно ли он судит о людях, что, находясь в одиночестве, будто бы совсем не в себе? Действия их столь же сомнительны, как чтение ежедневной газеты с карандашом. Но льзя ли назвать действия эти бессмысленными, льзя ли пустым и никчёмным именовать чтение с карандашом наперевес, правку замеченных опечаток и неточностей, пусть и в газете? Таковым его делает, разве что, заключительный жест. Зачем же следовало исправлять опечатки и ошибки, если потом взять да и бросить в мусорную корзину? А.М. Горький тут руководствуется не логикой, но опытом и наитием. Писание, редактура, правка для него – процесс, становление, текст и в печатном виде неокончателен, править его можно так и этак, метить красным и синим цветом: что оставить – красным, что исправить – синим, а подправится – тоже красным.
Так он и сидит часы напролёт, читает, редактирует, вписывает, черкая, глухо покашливает, курит, запаливая следующую папиросу от предыдущей, складывает окурки и горелые спички в пепельницу. Когда накопится довольно, он делает перерыв и поджигает содержимое пепельницы, смотрит на пламя. А.М. Горький называл себя огнепоклонником. И, казалось, он душой отдыхал, паля костры, так почему это занятие попадает внезапно под запрет?
Толкования очевидца косвенны, уклончивы: «Физические усилия, быстрая ходьба запрещены ему. Сердце его и без того нагружено ежедневной работой. Часов в пять дня обыкновенно Алексей Максимович не спеша идёт в парк и там бродит между соснами; прямой, сухопарый, с широкими плечами, в сером пиджаке, в пёстрой тюбетейке. Висячие усы его нахмурены.
Кому-нибудь, кто подошёл, он говорит:
«Доктора, черти драповые… Всё равно сегодня зажжём…»
Доктора не позволяют ему выходить по вечерам, – боятся сырости. Но всё-таки он отвоевал у «драповых чертей» удовольствие зажечь иногда хороший костёр».
Отчего старику дают работать и не разрешают отдохнуть? Холод ли тому виной или сырость. От холода и сырости есть надёжное средство – закутаться потеплее. А вот отдых ли – жечь костры, может, доктора мудрее, чем выглядят со стороны?
А.М. Горький работает, то и дело запаливая очередную папиросу. На вопрос о курении, дурной и вредной привычке, от которой надо отказаться, он, словно оправдываясь, говорит, дескать, не излишествует, куря простые русские папиросы, а в действительности – отвлекает внимание, отводит соглядатаям глаза. Он и без того проговорился, сказал, что папироса для него «домашний костер», хотя не следует допускать рабочий кабинет посторонних.
Огонь, папироса, кашель, неприятие «свинцовых мерзостей» русской жизни – атрибуты, взаимно связанные, части натуры, что неотделимы, как не расторжимы цвета в красно-синем карандаше Горького-редактора, карандаше о двух концах, слитых воедино.