Мы знали на что мы шли
HAMMALI & NAVAI — А если это любовь?
Слушать HAMMALI & NAVAI — А если это любовь?
Текст HAMMALI & NAVAI — А если это любовь?
А если это любовь, чего печалишься ты
Ведь сейчас пацаны просто так
Без любви дарят дамам цветы
А если это любовь, чего печалишься ты
Ведь девчонки сейчас без любви
Признаются мужчинам в любви
Чего мне ваша любовь?
А мне и так хорошо
Говорили: «Умеет любить»
Но, по мне, ей учиться еще
Твоя любовь в букетах роз
Что после выбросят в никуда
Кучу слов дежурных
Как жаль, что я тебе принес
Свою любовь в цветах
Что после оказались в урне
Для чего вам любовь?
Вмиг сошлись и разошлись
Остались обещания
Полюбить и разлюбить
Словно по-умолчанию
До того, как ты уйдешь
С тобой я попрощаюсь
Да, я помню о тебе
Но даже не скучаю (Даже не скучаю)
(Даже не скучаю)
(Даже не скучаю по тебе, по тебе)
А если это любовь
Чего печалишься ты
Ведь сейчас пацаны просто так
Без любви дарят дамам цветы
А если это любовь
Чего печалимся мы
Ведь девчонки сейчас без любви
Признаются мужчинам в любви
Кто же знал, кто же знал?
Как нашу любовь погубим
Кто же знал, кто же знал?
Что же мы с тобой за люди?
Что же за, что же за глаза и слезы
Под ними кожу снял, кожу снял
Там, где было твое имя
Э, мы сами знали, на что шли
И пусть сейчас мне так паршиво
Я под вином, мне башню закружило
Пока ты там где-то, с другим вместе закружилась
Я после третьей стал смелее, ну же
Дорогу в три песни пробежал
К тебе, по лужам
Чтобы рассказала ты
Как стало тебе лучше
Без того, кто в итоге не стал тебе мужем
А если это любовь
Чего печалишься ты
Ведь сейчас пацаны просто так
Без любви дарят дамам цветы
А если это любовь
Чего печалимся мы
Ведь девчонки сейчас без любви
Признаются мужчинам в любви
А если это любовь
Чего печалишься ты
Ведь сейчас пацаны просто так
Без любви дарят дамам цветы
А если это любовь
Чего печалимся мы
Ведь девчонки сейчас без любви
Признаются мужчинам в любви
Мы знали, на что шли
Воспоминания участника Великой Отечественной войны, прошедшего с боями от Сталинграда до Берлина.
Оглавление
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Мы знали, на что шли предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Воспоминания ветерана войны
Родился я в семье рабочего в 1922 году в посёлке Сукремль города Людинова. В семье, кроме меня, было ещё два брата: Дмитрий — 1924 года и Вениамин — 1926 года рождения. Жили мы вместе с дядей Тимофеем, под одной крышей одиннадцать человек. Кое-как размещались в небольшом домике. И вот мой отец Алексей Афанасьевич, и дядя Тимофей (родной брат отца) решили разделиться. Я и моя двоюродная сестра Шура тянули из шапки жребий. Мы были с Шурой одногодки, но она оказалась удачливее меня и вытащила счастливый жребий — остаться в доме на улице Королёвке (ныне — им. Куйбышева). А нам предстояло отстроить новый дом на Прогоне (ныне улица Толстого, в районе агрегатного завода). Трудно было, рассказывала мать Анна Никитична. Хлеба вволю не было, и только корова, доставшаяся нам при делёжке, во многом выручала нас. Борщ из щавеля или крапивы всегда был забелён молоком; сахар же и пряники были лишь по большим праздникам. Дом построили в течение года. Лес был рядом, его рубили и сразу же, на месте, собирали сруб. Время шло. Мы — дети — подрастали. Отец, при случае, говаривал матери:
— Нюра, у нас с тобой растут три сына — три богатыря. Не пропадём,
То время действительно было трудным, и не только для нас, но и для всей страны. Гражданская война оставила разруху, голод, холод — отсюда и всевозможные болезни.
Хотя мы жили и бедно, зато весело. Отец в духовом оркестре играл на трубе, которую часто брал домой. Бывало, залезет с трубой на печку — и давай репетировать на весь дом. Да что там на весь дом — на всю улицу было слышно, как он дудит на своей трубе. А мы, ребятишки, про желудки свои пустые забывали: музыка отца нас веселила и согревала.
Очень скоро отец умер, это случилось в 1929 году. Тогда мне было всего лишь семь лет, но многие заботы по дому легли на мои плечи. Мать уходила на работу затемно, а возвращалась, поздно. Всё старалась побольше заработать, чтобы как-то прокормить нас, троих,
Однажды — а было это в 19ЗЗ году, — чтобы как-то утолить голод, я забрался в соседний сад. Нарвал целую пазуху яблок, ещё недоспелых, и мы их все разом и съели, а через одиннадцать дней от дизентерии умер брат Митя.
Горе было большое, а виновным в смерти брата я считал себя и считаю до сих пор.
Но две беды — говорят, ещё не беда. Случилась и третья — под поезд попала корова, наша кормилица. Для семьи это было большим ударом. Мать, в горе, всё время причитала: «Как же мы теперь жить будем?»
Про молоко пришлось забыть. Щи из щавеля или крапивы ели уже не забелённые молоком, а с хлебом было совсем плохо. И действительно: не знаю, что бы мы делали, как жили дальше, если бы не земляки, жители нашей улицы. Они собрали для нас сколько-то денег, немного мы выручили от продажи мяса коровы и купили тёлочку, Через два года она стала коровой. Появилось молоко, и мы зажили по-человечески. С хлебом стало повольней, да и каша начала появляться на столе. За хлебом мы ходили в магазин — за плотину (ныне улица Маяковского). Очередь занимали с вечера и всю ночь её поддерживали, сменяя друг друга. Когда, наконец, заполучишь долгожданную буханку хлеба — несёшь и смотришь на неё, как на дорогую вещь. Голодный желудок толкает на «подвиг». Бывало, не удержишься и съешь немного верхней корочки. Мать поворчит для острастки, даст подзатыльник — на этом наказание и кончилось.
В те времена тоже находились подлецы и негодяи. Однажды, как только открыли магазин, двое верзил стали наводить очередь, и один из них (это был Кабанов Николай, в период Отечественной войны служил у фашистов в полиции) выбросил меня из очереди. Я с негодованием смотрел на этого мерзавца и втайне поклялся отомстить ему. В этот день мы все остались без хлеба. После войны, в 1955 году, мне встретился этот негодяй, и, если бы он не убежал, не знаю, что было бы. Но вскоре он умер.
Время шло, жизнь становилась всё лучше и лучше, хотя матери по-прежнему было трудно. Она так же рано утром уходила на работу и возвращалась только поздно вечером. Как говорила сама мать: «Работать начинала и кончала под свет лучины».
В 1936 году, когда мне исполнилось 14 лет, нас постигла новая беда — четвертая по счёту. В Баньшевском болоте (где ныне агрегатный завод) утопла и эта наша корова. Жители всей улицы помогали нам вытянуть её из болота, но сразу сделать этого не смогли, а лишь на третий день корову вытащили. Но нам сказали, что её надо закопать, так как мясо в пищу непригодно.
Сколько же бед бывает обычно отпущено судьбой одной семье? Для нашей семьи и этого было предостаточно. Мать от пережитого преждевременно состарилась. Купить корову мы больше уже не смогли. Если бы в то время у матери не было помощницы — не знаю, как бы мы, жили дальше, кто бы за нами присматривал. Но такой человек был — моя вторая двоюродная сестра: Шура Апокина (а ныне Лосева Александра Никифоровна). Она была старше меня на восемь лет и во всём помогала матери. Для нас с братом она была и сестрой, и няней. В Великую отечественную войну она сражалась с фашистами в составе Клетнянского партизанского отряда, после войны была на партийной работе. В настоящее время — на заслуженном отдыхе.
Чтобы как-то сгладить недостаток в доме, мать иногда давала нам деньги на кино. Кинофильмы тогда были немые и сопровождались игрой струнного оркестра, который мне очень нравился. В оркестре играли два брата и сестра Фомины: Николай, Пётр и Татьяна. Клубом заведовал Алексей Николаевич Игнаткин (во время Великой Отечественной войны заместитель командира батальона по политической части, а после войны — работник горкома КПСС).
Нашему поколению предстояло встать на защиту Отчизны.
Глава 2. Сталинград
Закончив в 1942 году в городе Ирбите Смоленское артиллерийское училище в звании лейтенанта, я получил направление в Сталинград, в 62-ю армию генерала Василия Ивановича Чуйкова.
Берег Волги, от мельницы и баррикадного завода до тракторного завода, защищала 62-я стрелковая армия. В районе баррикадного завода держала оборону наша 95-я стрелковая дивизия полковника Горишного, куда входил наш 161-й стрелковый полк.
15 октября 1942 года. Ночь. Медленно опускаются маленькие парашюты. Город просматривается на многие десятки километров. При таком освещении свободно можно было, и писать, и читать, а трассирующие пули, пронизывающие город вдоль и поперек, определяли местонахождение противоборствующих сторон.
В ожидании переправы, я мысленно готовился встать на правый берег. При виде того, как всё рушилось и горело, по телу невольно пробегала дрожь.
Катер миновал половину пути, когда над нами прошипели снаряды первого, а затем и второго залпа фашистских батарей. Был перелёт, и от глухого взрыва волны только слегка качнули палубу.
Правый берег был высокий и крутой. Здесь располагались тыловые части дивизий, полков, санбаты и санроты. Здесь же был и командный пункт генерала В.И. Чуйкова. Все они были врыты и оборудованы в отвесной стене берега. Это давало возможность не подвергаться обстрелу прямой наводки вражеской артиллерии. Но берег методично обстреливала тяжёлая артиллерия и круглые сутки бомбили.
Утром, получив от командира полка задание, мы втроём: я и связисты сержант Тулин и рядовой Красавин, направились в батальон капитана по фамилии Юра. Наша 76-я полковая батарея находилась на закрытых позициях за Волгой. Задача наша — изыскать цели противника и огнём батареи уничтожить при первом обнаружении. Цели были разные — скопление фашистов перед очередной атакой и огневые пулеметные точки, крытые в ДОТах и ДЗОТах, и просто замеченный дымок (кухни и т.д.). Несмотря на плотный пулемётный и автоматный огонь, нам, как правило, удавалось засекать и уничтожать вражеские цели, а если полностью и не уничтожали, то на долгое время заставляли их замолчать. Так продолжалось изо дня в день. Удерживая плацдарм и отбивая атаки фашистов, наши обороняющиеся воины наносили большой ущерб противнику. Укрепившись по всему берегу Волги и, несмотря на круглосуточные бомбовые удары и жестокие обстрелы тяжёлой артиллерии, воины наших частей стояли насмерть. Только погибшие и тяжелораненые могли — имели право — покинуть берег.
Вместе с бомбами, фашисты для устрашения сбрасывали на наши головы пустые просверленные железные бочки.
Большие потери несли мы от бомбовых ударов, и особенно крупные — от обстрелов тяжёлой артиллерии. Чтобы избежать этих неоправданных потерь, командование решило сблизить наш передний край с передним краем фашистов, путём подкопа. Подкоп вели только ночью.
Фашисты несли ощутимые потери от огня нашей батареи. Огонь наносился внезапно, по ранее пристрелянным квадратам. Орудийные расчёты всегда работали слаженно и быстро, и в считанные секунды по команде открывали огонь, а снаряды, как правило, ложились точно в цель.
Во время таких обстрелов горели бронемашины, повозки, машины, замертво падали фашисты. Они понимали, что только с хорошего наблюдательного пункта можно так точно скорректировать огонь по их глубинным целям, и нас засекли.
Глава 5. Атака на НП
В развалинах нашего дома рвались мины. Нас спасали перекрытия, лестничные площадки и марши. В один из таких обстрелов небольшой осколок угодил мне в голову. К счастью, ранение оказалось лёгким, Убедившись в нашей живучести, фашисты двумя взводами пошли в атаку. Короткими перебежками, припадая земле, они открыли сильный автоматный огонь. Трое против полсотни фашистов — силы явно неравные, хотя наше положение было более удобным. Гранатами и автоматным огнём мы заставили фашистов остановиться, а затем и отползти в свои окопы,
И снова по-нашему НП фашисты открыли миномётный огонь, и вновь они поднялись в атаку. Вот они уже в квадрате, где находился наш НП. Квадрат был заранее мною пристрелян. Выход один: батарее вести огонь по своему квадрату. Почти одновременно и неожиданно для нас открыл огонь пулемётчик отдельной пулемётной роты Григорий Белошапка (в настоящее время живёт в Калуге).
Двадцать снарядов, разорвавшиеся почти одновременно, и сильный пулемётный огонь Григория Белошапки сделали своё дело. Почти все наступавшие фашисты остались лежать замертво в квадрате, по которому так дружно ударили наши орудийные расчёты и пулемёт Григория.
В фашистские окопы полетели гранаты, что для немцев было большой неожиданностью. Вначале они приняли это за вылазку наших разведчиков, и только спустя некоторое время, когда гранаты продолжали рваться в их окопах, поняли, что русские путём подкопа сблизили свой передний край с их окопами. С этого и началась гранатная дуэль.
Глава 6. Не писаный закон
С этого дня немцы решили «соблазнить» нас. Они призывали переходить к ним, «кушать смалец и колбас, пить шнапс», а в ответ слышали крепкие наши словечки. Такие «переговоры» происходили почти ежедневно, и выработался неписаный закон: в период наших «бесед» прекращалась стрельба с обеих сторон. Но стоило разговорам закончиться, как в ход снова шли гранаты.
Фашистские гранаты с длинными деревянными ручками, падая в окоп, прежде чем взорваться, несколько секунд шипели и крутились. Мы уже приноровилась к ним. Если граната упала у твоих ног, немедленно хватай её и бросай обратно. Она взрывалась или в воздухе, или в окопе «хозяев». Но однажды я не рассчитал: первую гранату успел отбросить, а осколок второй угодил мне в бровь.
Глава 7. Кольцо окружения замкнуто
Фашистам больше не подвозили продовольствия и боеприпасов. Они сразу приуныли и попритихли. В их лагере началась голодовка. Чтобы как-то ободрить своих солдат и надеясь всё ещё на какое-то чудо, фашисты с транспортных самолётов пытались ночью сбросить им продукты питания и боеприпасы.
Сигнальные ракеты, выпущенные из немецких окопов, указывали летчикам, где сбросить груз, но вслед за ними в небо летели точно такие же ракеты из наших окопов.
Лётчики, введённые в заблуждение, делали дополнительно ещё два-три круга и сбрасывали контейнеры, уже не заботясь о том, куда и в какие окопы угодят посылки. Иногда они попадали и в наши окопы. Но если контейнер оказывался на ничейной земле, тогда фашисты, измученные голодом и холодом, не считались ни с какими потерями, чтобы завладеть контейнером. 3авязывалось настоящее сражение, в котором, как правило, фашисты несли большие потери, хотя и достигали иногда своей цели.
Доставка питания и боеприпасов транспортными самолётами длилась недолго и вскоре вообще прекратилась. Голод фашистов усилился, они поели всех собак в городе.
Обстрел наших позиций со стороны окружённой группировки окончательно ослаб.
Глава 8. Голод определяет поступки
Первое февраля 1943 года. День выдался морозный. Под ногами хрустел снег. Восходящее солнце и тишина наводили на размышления. Чувствовалась близость развязки Сталинградской битвы. С таким ощущением и в непривычной тишине прошёл весь день. Пушки молчали, неслышно было и автоматных очередей. Лишь изредка тишину нарушал высоко пролетающий самолёт. Все мы сидели открыто на бруствере своих окопов, наслаждаясь долгожданной тишиной и покоем.
Фашисты попрятались по блиндажам и подвалам: они тоже чего-то ждали. Ждали момента, чтобы выйти с поднятыми руками и на этом закончить для себя войну.
Вдруг, видим: со стороны наших окопов на расстоянии двухсот метров солдат ведёт коня. Под его седлом — попона, по бокам которой красные звёзды, Мы кричали и махали шапками, показывая, чтобы солдат вернулся, но бесполезно. Он шёл по ничейной полосе в направлении разбитого высотного здания.
Ещё больше нас удивило то, что когда солдат подходил к переднему краю фашистов, они не сделали ни одного выстрела.
И я понял: это был переодетый фашист. Фриц, сменив свой френч на нашу форму, прошёл на стыке наших батарей. Спустившись на берег Волги, взял первую попавшуюся лошадь и был таков.
В нашей обороне были большие неконтролируемые «окна», через которые и раньше прорывались фашистские автоматчики и безнаказанно обстреливали беспечно прохлаждавшихся под прикрытием высокого берега солдат.
В такую ситуацию однажды попал и я. Два автоматчика, выскочив на берег, с его высоты открыли огонь. Я упал там, где стоял, и спасла меня впереди лежавшая рельса. Очередь прошла точно по рельсе, а если бы на 3-5 сантиметров выше, это был бы конец.
Фашист уже завернул за угол, и я дёрнул за шнур. Дым от взрыва рассеялся, а упавшую лошадь уже тянули в проём дома.
Глава 9. Последние залпы
на Сталинградской земле
Под огнём артиллерии оказались и передний край, и глубокий тыл фашистов. От взрывов звенело в ушах, вблизи почти ничего не было видно. Фашисты попрятались в подвалах и не ответили ни одним выстрелом.
Не успели отгреметь последние залпы, как мы вбежали в подвал, куда накануне втащили убитую нами лошадь. Стол, сколоченный из досок, был уставлен котелками, из которых шёл пар. Пахло только что сваренной кониной. Внезапный артобстрел помешал фашистам приступить к завтраку. У дальней стены подвала, подняв руки, стояли немцы. Их было около двухсот. Солдаты и офицеры, плотно прижавшись друг к другу, жадно смотрели на стол. Ноги их были обмотаны рваными одеялами. Головы поверх пилоток также были обвязаны какими-то тряпками. Худые, обросшие, они выглядели как выходцы с того света. Многие не могли идти самостоятельно, их поддерживали, но не оставляли. Один из пленных так выразительно посмотрел в мою сторону, что я невольно согласно кивнул головой, и котелок моментально исчез со стола. За ним — второй, третий и все остальные. Загребая руками ещё не остывшую конину, немцы с жадностью её поедали. Русский человек всегда остаётся русским, да и, как говорит пословица, лежачего не бьют, — хотя фашисты, как я убедился в последующих боях, с этим не считались. Они убивали старых и молодых, женщин и раненых. Они не гнушались никакой жестокостью, чтобы добиться победы. Больных, малых и старых сжигали заживо.
Конец ознакомительного фрагмента.
Оглавление
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Мы знали, на что шли предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
А если это любовь? — HammAli & Navai
слушать А если это любовь? — HammAli & Navai
текст А если это любовь? — HammAli & Navai
А если это любовь
Чего печалишься ты?
Ведь, сейчас пацаны просто так
Без любви дарят дамам цветы
А если это любовь
Чего печалимся мы?
Ведь, девчонки сейчас без любви
Признаются мужчинам в любви
Чего мне ваша любовь?
А мне и так хорошо
Говорила умеет любить
Но, по мне, ей учиться ещё (учиться ещё)
Твоя любовь в букетах роз, что после
Выбросят в никуда кучу слов дежурных
Как жаль, что я тебе принёс свою любовь
В цветах, что после оказались в урне
Для чего вам любовь?
Вмиг сошлись и разошлись, остались обещания
Полюбить и разлюбить словно по-умолчанию
До того, как ты уйдёшь — с тобой я попрощаюсь
Да, я помню о тебе, но даже не скучаю
Даже не скучаю (Даже не скучаю)
Даже не скучаю (Даже не скучаю)
Даже не скучаю по тебе, по тебе
А если это любовь (А если это любовь)
Чего печалишься ты? (Чего печалишься ты?)
Ведь, сейчас пацаны просто так
Без любви дарят дамам цветы (Дарят дамам цветы)
А если это любовь (А если это любовь)
Чего печалимся мы? (Чего печалимся мы)
Ведь, девчонки сейчас без любви
Признаются мужчинам в любви (Мужчинам в любви)
Кто же знал, кто же знал
Как нашу любовь погубим!?
Кто же знал, кто же знал
Что же мы с тобой за люди?
Что же за
Что же за глаза и слёзы под ними?
Кожу снял, кожу снял
Там, где было твоё имя!
Э-э-э! Мы сами знали, на что шли
И пусть сейчас мне так паршиво
Я под вином, мне башню закружило
Пока ты там где-то, с другим вместе закружилась
Я после третьей стал смелее. Ну же!
Дорогу в три песни пробежал к тебе, по лужам
Чтобы рассказала ты, как стало тебе лучше
Без того, кто в итоге не стал тебе мужем
А если это любовь
Чего печалишься ты?
Ведь, сейчас пацаны просто так
Без любви дарят дамам цветы
А если это любовь
Чего печалимся мы?
Ведь, девчонки сейчас без любви
Признаются мужчинам в любви
А если это любовь
Чего печалишься ты?
Ведь, сейчас пацаны просто так
Без любви дарят дамам цветы
А если это любовь
Чего печалимся мы?
Ведь, девчонки сейчас без любви
Признаются мужчинам в любви
Без любви
Без любви
Припев:
А если это любовь
Чего печалишься ты
Ведь сейчас пацаны просто так
Без любви дарят дамам цветы
А если это любовь
Чего печалимся мы
Ведь девчонки сейчас без любви
Признаются мужчинам в любви
Первый куплет: (HammAli)
Чего мне ваша любовь?
А мне и так хорошо
Говорили: «Умеет любить»
Но, по мне, ей учиться еще (учиться еще)
Твоя любовь в букетах роз
Что после выбросят в никуда
Кучу слов дежурных
Как жаль, что я тебе принес
Свою любовь в цветах
Что после оказались в урне
Для чего вам любовь?
Вмиг сошлись и разошлись
Остались обещания
Полюбить и разлюбить
Словно по-умолчанию
До того, как ты уйдешь
С тобой я попрощаюсь
Да, я помню о тебе
Но даже не скучаю (Даже не скучаю)
(Даже не скучаю)
(Даже не скучаю по тебе, по тебе)
Припев:
А если это любовь
Чего печалишься ты
Ведь сейчас пацаны просто так
Без любви дарят дамам цветы
А если это любовь
Чего печалимся мы
Ведь девчонки сейчас без любви
Признаются мужчинам в любви
Второй куплет: (Navai)
Кто же знал, кто же знал?
Как нашу любовь погубим
Кто же знал, кто же знал?
Что же мы с тобой за люди?
Что же за, что же за глаза и слезы
Под ними кожу снял, кожу снял
Там, где было твое имя
Э, мы сами знали, на что шли
И пусть сейчас мне так паршиво
Я под вином, мне башню закружило
Пока ты там где-то, с другим вместе закружилась
Я после третьей стал смелее, ну же
Дорогу в три песни пробежал
К тебе, по лужам
Чтобы рассказала ты
Как стало тебе лучше
Без того, кто в итоге не стал тебе мужем
Припев:
А если это любовь
Чего печалишься ты
Ведь сейчас пацаны просто так
Без любви дарят дамам цветы
А если это любовь
Чего печалимся мы
Ведь девчонки сейчас без любви
Признаются мужчинам в любви
А если это любовь
Чего печалишься ты
Ведь сейчас пацаны просто так
Без любви дарят дамам цветы
А если это любовь
Чего печалимся мы
Ведь девчонки сейчас без любви
Признаются мужчинам в любви
Мы знали на что мы шли
Чтобы как-то сгладить недостаток в доме, мать иногда давала нам деньги на кино. Кинофильмы тогда были немые и сопровождались игрой струнного оркестра, который мне очень нравился. В оркестре играли два брата и сестра Фомины: Николай, Пётр и Татьяна. Клубом заведовал Алексей Николаевич Игнаткин (во время Великой Отечественной войны заместитель командира батальона по политической части, а после войны – работник горкома КПСС).
Нашему поколению предстояло встать на защиту Отчизны.
Глава 2. Сталинград
Закончив в 1942 году в городе Ирбите Смоленское артиллерийское училище в звании лейтенанта, я получил направление в Сталинград, в 62-ю армию генерала Василия Ивановича Чуйкова.
Берег Волги, от мельницы и баррикадного завода до тракторного завода, защищала 62-я стрелковая армия. В районе баррикадного завода держала оборону наша 95-я стрелковая дивизия полковника Горишного, куда входил наш 161-й стрелковый полк.
Глава 3.Переправа
15 октября 1942 года. Ночь. Медленно опускаются маленькие парашюты. Город просматривается на многие десятки километров. При таком освещении свободно можно было, и писать, и читать, а трассирующие пули, пронизывающие город вдоль и поперек, определяли местонахождение противоборствующих сторон.
В ожидании переправы, я мысленно готовился встать на правый берег. При виде того, как всё рушилось и горело, по телу невольно пробегала дрожь.
Катер миновал половину пути, когда над нами прошипели снаряды первого, а затем и второго залпа фашистских батарей. Был перелёт, и от глухого взрыва волны только слегка качнули палубу.
Правый берег был высокий и крутой. Здесь располагались тыловые части дивизий, полков, санбаты и санроты. Здесь же был и командный пункт генерала В.И. Чуйкова. Все они были врыты и оборудованы в отвесной стене берега. Это давало возможность не подвергаться обстрелу прямой наводки вражеской артиллерии. Но берег методично обстреливала тяжёлая артиллерия и круглые сутки бомбили.
Утром, получив от командира полка задание, мы втроём: я и связисты сержант Тулин и рядовой Красавин, направились в батальон капитана по фамилии Юра. Наша 76-я полковая батарея находилась на закрытых позициях за Волгой. Задача наша – изыскать цели противника и огнём батареи уничтожить при первом обнаружении. Цели были разные – скопление фашистов перед очередной атакой и огневые пулеметные точки, крытые в ДОТах и ДЗОТах, и просто замеченный дымок (кухни и т.д.). Несмотря на плотный пулемётный и автоматный огонь, нам, как правило, удавалось засекать и уничтожать вражеские цели, а если полностью и не уничтожали, то на долгое время заставляли их замолчать. Так продолжалось изо дня в день. Удерживая плацдарм и отбивая атаки фашистов, наши обороняющиеся воины наносили большой ущерб противнику. Укрепившись по всему берегу Волги и, несмотря на круглосуточные бомбовые удары и жестокие обстрелы тяжёлой артиллерии, воины наших частей стояли насмерть. Только погибшие и тяжелораненые могли – имели право – покинуть берег.