Н в гоголь отмечал что египетская архитектура массивна но стройность и простота

Н в гоголь отмечал что египетская архитектура массивна но стройность и простота

Николай Васильевич Гоголь

СТАТЬИ ИЗ «АРАБЕСОК»

Собрание это составляют пьесы, писанные мною в разные времена, в разные эпохи моей жизни. Я не писал их по заказу. Они высказывались от души, и предметом избирал я только то, что сильно меня поражало. Между ними читатели, без сомнения, найдут много молодого. Признаюсь, некоторых пьес я бы, может быть, не допустил вовсе в это собрание, если бы издавал его годом прежде, когда я был более строг к своим старым трудам. Но вместо того, чтобы строго судить свое прошедшее, гораздо лучше быть неумолимым к своим занятиям настоящим. Истреблять прежде написанное нами, кажется, так же несправедливо, как позабывать минувшие дни своей юности. Притом если сочинение заключает в себе две, три еще не сказанные истины, то уже автор не вправе скрывать его от читателя, и за две, три верные мысли можно простить несовершенство целого.

Я должен сказать о самом издании: когда я прочитал отпечатанные листы, меня самого испугали во многих местах неисправности в слоге, излишности и пропуски, происшедшие от моей неосмотрительности. Но недосуг и обстоятельства, иногда не очень приятные, не позволяли мне пересматривать спокойно и внимательно свои рукописи, и потому смею надеяться, что читатели великодушно извинят меня.

СКУЛЬПТУРА, ЖИВОПИСЬ И МУЗЫКА

Благодарность зиждителю мириад за благость и сострадание к людям! Три чудные сестры посланы им украсить и усладить мир: без них он бы был пустыня и без пения катился бы по своему пути. Дружнее, союзнее сдвинем наши желания и — первый кубок за здравие скульптуры! Чувственная, прекрасная, она прежде всего посетила землю. Она — мгновенное явление. Она — оставшийся след того народа, который весь заключился в ней, со всем своим духом и жизнию. Она — ясный призрак того светлого, греческого мира, который ушел от нас в глубокое удаление веков, скрылся уже туманом и до которого достигает одна только мысль поэта. Мир, увитый виноградными гроздиями и масличными лозами, гармоническим вымыслом и роскошным язычеством; мир, несущийся в стройной пляске, при звуке тимпанов, в порыве вакхических движений, где чувство красоты проникло всюду: в хижину бедняка, под ветви платана, под мрамор колонн, на площадь, кипящую живым, своенравным народом, в рельеф, украшающий чашу пиршества, изображающий всю вьющуюся вереницу грациозной мифологии, где из пены волн стыдливо выходит богиня красоты, тритоны несутся, ударяя в ладони, Посейдон выходит из глубины своей прекрасной стихии серебряный и белый; мир, где вся религия заключилась в красоте, в красоте человеческой, в богоподобной красоте женщины, — этот мир весь остался в ней, в этой нежной скульптуре; ничто кроме ее не могло так живо выразить его светлое существование. Белая, млечная, дышащая в прозрачном мраморе красотой, негой и сладострастием, она сохранила одну идею, одну мысль: красоту, гордую красоту человека. В каком бы ни было пылу страсти, в каком бы ни было сильном порыве, но всегда в ней человек является прекрасным, гордым и невольно остановит атлетическим, свободным своим положением. Всё в ней слилось в красоту и чувственность: с ее страдающими группами не сливаешь страдающий вопль сердца, но, можно сказать, наслаждаешься самым их страданием; так чувство красоты пластической, спокойной пересиливает в ней стремление духа! Она никогда не выражала долгого глубокого чувства, она создавала только быстрые движения: свирепый гнев, мгновенный вопль страдания, ужас, испуг при внезапности, слезы, гордость и презрение и наконец красоту, погруженную саму в себя. Она обращает все чувства зрителя в одно наслаждение, в наслаждение спокойное, ведущее за собою негу и самодовольство языческого мира. В ней нет тех тайных, беспредельных чувств, которые влекут за собою бесконечные мечтания. В ней не прочитаешь всей долгой, исполненной потрясений и переворотов жизни. Она прекрасна, мгновенна, как красавица, глянувшая в зеркало, усмехнувшаяся, видя свое изображение, и уже бегущая, влача с торжеством за собою толпу гордых юношей. Она очаровательна, как жизнь, как мир, как чувственная красота, которой она служит алтарем. Она родилась вместе с языческим, ясно образовавшимся миром, выразила его — и умерла вместе с ним. Напрасно хотели изобразить ею высокие явления христианства, она так же отделялась от него, как самая языческая вера. Никогда возвышенные, стремительные мысли не могли улечься на ее мраморной сладострастной наружности. Они поглощались в ней чувственностью.

Не таковы две сестры ее, живопись и музыка, которых христианство воздвигнуло из ничтожества и превратило в исполинское. Его порывом они развились и исторгнулись из границ чувственного мира. Мне жаль моей мраморно-облачной скульптуры! Но… светлее сияй, покал мой, в моей смиренной келье, и да здравствует живопись! Возвышенная, прекрасная, как осень в богатом своем убранстве мелькающая сквозь переплет окна, увитого виноградом, смиренная и обширная, как вселенная, яркая музыка очей — ты прекрасна! Никогда скульптура не смела выразить твоих небесных откровений. Никогда не были разлиты по ней те тонкие, те таинственно-земные черты, вглядываясь в которые, слышишь, как наполняет душу небо, и чувствуешь невыразимое. Вот мелькают, как в облачном тумане, длинные галереи, где из старинных позолоченных рам выказываешь ты себя живую и темную от неумолимого времени, и перед тобою стоит, сложивши накрест руки, безмолвный зритель; и уже нет в его лице наслаждения, взор его дышит наслаждением не здешним. Ты не была выражением жизни какой-нибудь нации; нет, ты была выше: ты была выражением всего того, что имеет таинственно-высокий мир христианский. Взгляните на нее, задумчивую, опустившую на руку прекрасную свою голову: как вдохновенен и долог ясный взор ее! Она не схватывает одного только быстрого мгновения, какое выражает мрамор; она длит это мгновение, она продолжает жизнь за границы чувственного, она похищает явления из другого безграничного мира, для названия которых нет слов. Всё неопределенное, что не в силах выразить мрамор, рассекаемый могучим молотом скульптора, определяется вдохновенною ее кистью. Она также выражает страсти, понятные всякому, но чувственность уже не так властвует в них; духовное невольно проникает всё. Страдание выражается живее и вызывает сострадание, и вся она требует сочувствия, а не наслаждения. Она берет уже не одного человека, ее границы шире: она заключает в себе весь мир; все прекрасные явления, окружающие человека, в ее власти; вся тайная гармония и связь человека с природою — в ней одной. Она соединяет чувственное с духовным.

Но сильнее шипи, третий покал мой! Ярче сверкай и брызгай по золотым краям его, звонкая пена, — ты сверкаешь в честь музыки. Она восторженнее, она стремительнее обеих сестер своих. Она вся — порыв; она вдруг за одним разом отрывает человека от земли его, оглушает его громом могущих звуков и разом погружает его в свой мир. Она властительно ударяет, как по клавишам, по его нервам, по всему его существованию и обращает его в один трепет. Он уже не наслаждается, он не сострадает, он сам превращается в страдание; душа его не созерцает непостижимого явления, но сама живет, живет своею жизнию, живет порывно, сокрушительно, мятежно. Невидимая, сладкогласная она проникла весь мир, разлилась и дышит в тысяче разных образов. Она томительна и мятежна; но могущественней и восторженней под бесконечными, темными сводами катедраля, где тысячи поверженных на колени молельщиков стремит она в одно согласное движение, обнажает до глубины сердечные их помышления, кружит и несется с ними горé, оставляя после себя долгое безмолвие и долго исчезающий звук, трепещущий в углублении остроконечной башни.

Как сравнить вас между собою, три прекрасные царицы мира? Чувственная, пленительная скульптура внушает наслаждение, живопись — тихой восторг и мечтание, музыка — страсть и смятение души; рассматривая мраморное произведение скульптуры, дух невольно погружается в упоение; рассматривая произведение живописи, он превращается в созерцание; слыша музыку, — в болезненный вопль, как бы душою овладело только одно желание вырваться из тела. Она — наша! она — принадлежность нового мира! Она осталась нам, когда оставили нас и скульптура, и живопись, и зодчество. Никогда не жаждали мы так порывов, воздвигающих дух, как в нынешнее время, когда наступает на нас и давит вся дробь прихотей и наслаждений, над выдумками которых ломает голову наш XIX век. Всё составляет заговор против нас; вся эта соблазнительная цепь утонченных изобретений роскоши сильнее и сильнее порывается заглушить и усыпить наши чувства. Мы жаждем спасти нашу бедную душу, убежать от этих страшных обольстителей и — бросились в музыку. О, будь же нашим хранителем, спасителем, музыка! Не оставляй нас! буди чаше наши меркантильные души! ударяй резче своими звуками по дремлющим нашим чувствам! Волнуй, разрывай их и гони, хотя на мгновение, этот холодно-ужасный эгоизм, силящийся овладеть нашим миром. Пусть, при могущественном ударе смычка твоего, смятенная душа грабителя почувствует, хотя на миг, угрызение совести, спекулятор растеряет свои расчеты, бесстыдство и наглость невольно выронит слезу пред созданием таланта. О, не оставляй нас, божество наше! Великий зиждитель мира поверг нас в немеющее безмолвие своею глубокою мудростью: дикому, еще не развернувшемуся человеку он уже вдвинул мысль о зодчестве. Простыми, без помощи механизма, силами он ворочает гранитную гору, высоким обрывом громоздит ее к небу и повергается ниц перед безобразным ее величием. Древнему, ясному, чувственному миру послал он прекрасную скульптуру, принесшую чистую, стыдливую красоту — и весь древний мир обратился в фимиам красоте. Эстетическое чувство красоты слило его в одну гармонию и удержало от грубых наслаждений. Векам неспокойным и темным, где часто сила и неправда торжествовали, где демон суеверия и нетерпимости изгонял всё радужное в жизни, дал он вдохновенную живопись, показавшую миру неземные явления, небесные наслаждения угодников. Но в наш юный и дряхлый век ниспослал он могущественную музыку, стремительно обращать нас к нему. Но если и музыка нас оставит, что будет тогда с нашим миром?

Источник

ЧИТАТЬ КНИГУ ОНЛАЙН: Статьи из ‘Арабесок’

НАСТРОЙКИ.

СОДЕРЖАНИЕ.

СОДЕРЖАНИЕ

Николай Васильевич Гоголь

СТАТЬИ ИЗ ‘АРАБЕСОК’

Собрание это составляют пьесы, писанные мною в разные времена, в разные эпохи моей жизни. Я не писал их по заказу. Они высказывались от души, и предметом избирал я только то, что сильно меня поражало. Между ними читатели, без сомнения, найдут много молодого. Признаюсь, некоторых пьес я бы, может быть, не допустил вовсе в это собрание, если бы издавал его годом прежде, когда я был более строг к своим старым трудам. Но вместо того, чтобы строго судить свое прошедшее, гораздо лучше быть неумолимым к своим занятиям настоящим. Истреблять прежде написанное нами, кажется, так же несправедливо, как позабывать минувшие дни своей юности. Притом если сочинение заключает в себе две, три еще не сказанные истины, то уже автор не вправе скрывать его от читателя, и за две, три верные мысли можно простить несовершенство целого.

Я должен сказать о самом издании: когда я прочитал отпечатанные листы, меня самого испугали во многих местах неисправности в слоге, излишности и пропуски, происшедшие от моей неосмотрительности. Но недосуг и обстоятельства, иногда не очень приятные, не позволяли мне пересматривать спокойно и внимательно свои рукописи, и потому смею надеяться, что читатели великодушно извинят меня.

СКУЛЬПТУРА, ЖИВОПИСЬ И МУЗЫКА

Благодарность зиждителю мириад за благость и сострадание к людям! Три чудные сестры посланы им украсить и усладить мир: без них он бы был пустыня и без пения катился бы по своему пути. Дружнее, союзнее сдвинем наши желания и — первый кубок за здравие скульптуры! Чувственная, прекрасная, она прежде всего посетила землю. Она — мгновенное явление. Она — оставшийся след того народа, который весь заключился в ней, со всем своим духом и жизнию. Она — ясный призрак того светлого, греческого мира, который ушел от нас в глубокое удаление веков, скрылся уже туманом и до которого достигает одна только мысль поэта. Мир, увитый виноградными гроздиями и масличными лозами, гармоническим вымыслом и роскошным язычеством; мир, несущийся в стройной пляске, при звуке тимпанов, в порыве вакхических движений, где чувство красоты проникло всюду: в хижину бедняка, под ветви платана, под мрамор колонн, на площадь, кипящую живым, своенравным народом, в рельеф, украшающий чашу пиршества, изображающий всю вьющуюся вереницу грациозной мифологии, где из пены волн стыдливо выходит богиня красоты, тритоны несутся, ударяя в ладони, Посейдон выходит из глубины своей прекрасной стихии серебряный и белый; мир, где вся религия заключилась в красоте, в красоте человеческой, в богоподобной красоте женщины, — этот мир весь остался в ней, в этой нежной скульптуре; ничто кроме ее не могло так живо выразить его светлое существование. Белая, млечная, дышащая в прозрачном мраморе красотой, негой и сладострастием, она сохранила одну идею, одну мысль: красоту, гордую красоту человека. В каком бы ни было пылу страсти, в каком бы ни было сильном порыве, но всегда в ней человек является прекрасным, гордым и невольно остановит атлетическим, свободным своим положением. Всё в ней слилось в красоту и чувственность: с ее страдающими группами не сливаешь страдающий вопль сердца, но, можно сказать, наслаждаешься самым их страданием; так чувство красоты пластической, спокойной пересиливает в ней стремление духа! Она никогда не выражала долгого глубокого чувства, она создавала только быстрые движения: свирепый гнев, мгновенный вопль страдания, ужас, испуг при внезапности, слезы, гордость и презрение и наконец красоту, погруженную саму в себя. Она обращает все чувства зрителя в одно наслаждение, в наслаждение спокойное, ведущее за собою негу и самодовольство языческого мира. В ней нет тех тайных, беспредельных чувств, которые влекут за собою бесконечные мечтания. В ней не прочитаешь всей долгой, исполненной потрясений и переворотов жизни. Она прекрасна, мгновенна, как красавица, глянувшая в зеркало, усмехнувшаяся, видя свое изображение, и уже бегущая, влача с торжеством за собою толпу гордых юношей. Она очаровательна, как жизнь, как мир, как чувственная красота, которой она служит алтарем. Она родилась вместе с языческим, ясно образовавшимся миром, выразила его — и умерла вместе с ним. Напрасно хотели изобразить ею высокие явления христианства, она так же отделялась от него, как самая языческая вера. Никогда возвышенные, стремительные мысли не могли улечься на ее мраморной сладострастной наружности. Они поглощались в ней чувственностью.

Не таковы две сестры ее, живопись и музыка, которых христианство воздвигнуло из ничтожества и превратило в исполинское. Его порывом они развились и исторгнулись из границ чувственного мира. Мне жаль моей мраморно-облачной скульптуры! Но… светлее сияй, покал мой, в моей смиренной келье, и да здравствует живопись! Возвышенная, прекрасная, как осень в богатом своем убранстве мелькающая сквозь переплет окна, увитого виноградом, смиренная и обширная, как вселенная, яркая музыка очей — ты прекрасна! Никогда скульптура не смела выразить твоих небесных откровений. Никогда не были разлиты по ней те тонкие, те таинственно-земные черты, вглядываясь в которые, слышишь, как наполняет душу небо, и чувствуешь невыразимое. Вот мелькают, как в облачном тумане, длинные галереи, где из старинных позолоченных рам выказываешь ты себя живую и темную от неумолимого времени, и перед тобою стоит, сложивши накрест руки, безмолвный зритель; и уже нет в его лице наслаждения, взор его дышит наслаждением не здешним. Ты не была выражением жизни какой-нибудь нации; нет, ты была выше: ты была выражением всего того, что имеет таинственно-высокий мир христианский. Взгляните на нее, задумчивую, опустившую на руку прекрасную свою голову: как вдохновенен и долог ясный взор ее! Она не схватывает одного только быстрого мгновения, какое выражает мрамор; она длит это мгновение, она продолжает жизнь за границы чувственного, она похищает явления из другого безграничного мира, для названия которых нет слов. Всё неопределенное, что не в силах выразить мрамор, рассекаемый могучим молотом скульптора, определяется вдохновенною ее кистью. Она также выражает страсти, понятные всякому, но чувственность уже не так властвует в них; духовное невольно проникает всё. Страдание выражается живее и вызывает сострадание, и вся она требует сочувствия, а не наслаждения. Она берет уже не одного человека, ее границы шире: она заключает в себе весь мир; все прекрасные явления, окружающие человека, в ее власти; вся тайная гармония и связь человека с природою — в ней одной. Она соединяет чувственное с духовным.

Но сильнее шипи, третий покал мой! Ярче сверкай и брызгай по золотым краям его, звонкая пена, — ты сверкаешь в честь музыки. Она восторженнее, она стремительнее обеих сестер своих. Она вся — порыв; она вдруг за одним разом отрывает человека от земли его, оглушает его громом могущих звуков и разом погружает его в свой мир. Она властительно ударяет, как по клавишам, по его нервам, по всему его существованию и обращает его в один трепет. Он уже не наслаждается, он не сострадает, он сам превращается в страдание; душа его не созерцает непостижимого явления, но сама живет, живет своею жизнию, живет порывно, сокрушительно, мятежно. Невидимая, сладкогласная она проникла весь мир, разлилась и дышит в тысяче разных образов. Она томительна и мятежна; но могущественней и восторженней под бесконечными, темными сводами катедраля, где тысячи поверженных на колени молельщиков стремит она в одно согласное движение, обнажает до глубины сердечные их помышления, кружит и несется с ними горe, оставляя после себя долгое безмолвие и долго исчезающий звук, трепещущий в углублении остроконечной башни.

Как сравнить вас между собою, три прекрасные царицы мира? Чувственная, пленительная скульптура внушает наслаждение, живопись — тихой восторг и мечтание, музыка — страсть и смятение души; рассматривая мраморное произведение скульптуры, дух невольно погружается в упоение; рассматривая произведение живописи, он превращается в созерцание; слыша музыку, — в болезненный вопль, как бы душою овладело только одно желание вырваться из тела. Она — наша! она — принадлежность нового мира! Она осталась нам, когда оставили нас и скульптура, и живопись, и зодчество. Никогда не жаждали мы так

Источник

Н в гоголь отмечал что египетская архитектура массивна но стройность и простота

Художественная культура Древнего Египта

Земля Египта всегда манила путешественников своими ни с чем не сравнимыми памятниками искусства. Еще в V в. до н. э. греческий историк Геродот (между 490/480 — около 425 г. до н. э.) описал впечатления от увиденного там, а философ Платон (428/427—348/347 гг. до н. э.), высоко ценивший древнеегипет­ское искусство, ставил его в пример своим соотечественникам. И в XX в. не ослабевал интерес к Египту.

В истории развития художественной культуры Древнего Египта ученые выделяют эпохи Додинастического периода (V—IV тыс. до н. э.), Раннего царства (XXX— XXVIII вв. до н. э.), Древнего царства (XXVIII— XXIII вв. до н. э.), Среднего царства (XXIII—XVI вв. до н. э.), Нового царства (XVI—XI вв. до н. э.) и Позднего времени (XI в. — 332 г. до н. э.).

За этот длительный период в Египте были созданы величест­венные пирамиды, охраняемые загадочными сфинксами, гранди­озные храмовые комплексы, раскинувшиеся в долинах Нила и вырубленные в скалах, многочисленные каменные обелиски, устремленные к небу. Здесь был изобретен папирус — первый ма­териал для письма, заложены основы геометрии, впервые изме­рен объем полушария и определена площадь круга, сутки разде­лены на 24 часа, а также была установлена роль кровеносной сис­темы в организме человека.

Египет прошел свой неповторимый и самобытный путь, обу­словленный религиозно-мифологическими представлениями, в частности верой в загробную жизнь и обожествлением власти фараона. Сакральный (то есть священный) характер древнеегипет­ской культуры нашел отражение в ее глубочайшей символичности.

Архитектура Древнего Египта

Особенности религии сформировали совершенно уникальный характер архитектуры. Египтяне считали, что земные жили­ща человека временны, а потому на них не стоит тратить проч­ных материалов. Зато храмы богов и гробницы фараонов возводи­лись из камня и роскошно украшались, так как строились на века. В архитектурных сооружениях использовались массивные геометрические формы: пирамиды, обелиски, храмы на основе вертикальных столбов и горизонтальных плит перекрытия, пи­лоны в виде трапеции. Здесь были созданы определенные типы колонн, напоминающие связки папируса, пальмовые ветви, де­ревья. Капители колонн оформлялись в виде бутона или рас­крывшегося цветка лотоса, папируса, пальмовых ветвей или женской головы.

Пирамиды — «жилища вечности» фараонов

Древнее царство считают самым великим периодом в исто­рии египетской цивилизации (так называемая «египетская клас­сика»). Именно в это время утвердились первые гражданские и религиозные законы, родилась иероглифическая письменность, началось возведение пирамид (их число превышало 90). В пира­мидах нашли отражение не только вера египтян в загробную жизнь и божественную силу фараона, но и представления о Все­ленной. Все пирамиды были ориентированы по сторонам света, имели правильную четырехгранную форму, символизирующую вечность. Их сооружали с учетом лучших достижений науки, техники, архитектуры, астрономии и искусства. Многое в стро­ительстве пирамид до сих пор остается загадкой. До настоящего времени ученые спорят о способах возведения этих гигантских сооружений.

К сожалению, большинство пирамид разрушено. Лучше всего сохранились знаменитые пирамиды Хеопса, Хефрена и Микерина в Гизе. Греческий историк Геродот так рассказывает о строи­тельстве пирамиды: «Хеопс оставил после себя грандиозное про­изведение: свою пирамиду. Хеопс. приказал всем египтянам работать на него. Одним было приказано перетаскивать к Нилу камни, выломанные в карьерах Арабских гор; другие должны были нагружать их на суда для перевозки через реку и тащить их к Ливийским горам. На стройке постоянно находились сто тысяч рабочих, которые сменялись каждые три месяца.

Они уже потратили 10 лет на прокладку дороги, по которой перетаскивали камни, но это еще было ничто по сравнению со строительством самой пирамиды. Сама пирамида потребовала 20 лет работы. Она квадратная. Каждая ее сторона равна 146,26 м, и такого же размера ее высота. Камни отполированы и тщательно пригнаны, каждый из них не меньше 9,24 м».

Четыре века спустя после Геродота, в I в. до н. э., пирамиды были названы одним из семи чудес света. И сегодня они поража­ют своим величием. Поговорка «Все боится времени, но время бо­ится пирамид» до сих пор не утратила своего значения. Находясь рядом с ними, нельзя не испытывать удивления и трепета. Обхо­дя пирамиду кругов, человек проделывает путь в 1 км, ее высота равняется приблизительно высоте 50-этажного дома. До строи­тельства в 1889 г. парижской Эйфелевой башни самая большая из пирамид — Хеопса — была самым высоким сооружением на Земле!

Пирамида Хеопса имела вначале 146 м высоты, теперь она достигает лишь 137 м, а на месте ее вершины образовалась площадка шириной в 10 м. Грани пирамиды обращены к четырем сторонам света, вход в гробницу расположен на северной стороне, на высоте 16 м над землей. Где-то посередине одной из сторон находился камень, сдвинув который можно было попасть через длинный извилистый коридор в саркофаг — «жилище вечности» фараона. Угол наклона пола коридора равняется углу, под которым была видна Полярная звезда, куда, по представлениям египтян, отправлялись души умерших.

Время сохранило для нас некоторые имена строителей и архитекторов пирамид. Имхотеп — архитектор пирамиды Джосера, один из высших сановников фараона, был известен и как крупнейший ученый Древнего Египта. О нем сложено множество легенд, его труды пристально изучались на протяжении тысячелетий. Он был врачом, астрономом и магом; ему, смертному, оказывали почести наравне с божествами. Известно и имя архитектора пирамиды Хеопса — это Хемиун.

Назначение пирамид двойственно. С одной стороны, они должны были принять и скрыть тело умершего царя, избавить его от тлена. С другой — вечно славить могущество фараона и напоминать о его существовании всем грядущим поколениям. Всякий, кто приближался к этим рукотворным горам, испытывал чувство подавленности их мощью, осознавал собственную ничтожность.

В непосредственной близости от пирамиды Хеопса стоят гробницы других фараонов, его потомков: сына и внука. Гробницы сориентированы по частям света и как бы повторяет движение бога Солнца по небосводу с востока на запад, перпендикулярно течению Нила. В настоящее время пирамида Хефрена — единственная, сохранившая полированную облицовку. Ее высота меньше пирамиды Хеопса, но так как она стоит на более высоком месте, ее вершина находится на том же уровне. Меньшая из них — пирамида Микерина — достигает 66 м в высоту. Ее окружают еще меньшие пирамиды-спутницы, служащие местом погребения супруги фараона, его детей и ближайших родственников.

Пирамида являлась не только надгробным памятником, но и настоящим домом, «жилищем вечности» фараона, а потому в нее клали все необходимое для его повседневной жизни: одежду, утварь, мебель, повозки и украшения. Рядом с саркофагом помещали статуэтки слуг — ушебти («ответчиков»), которые должны были прислуживать фараону в загробной жизни.

Скальные храмы и гробницы

Долгое время архитектура сохраняла каноны и традиции Древнего царства. В эпоху Среднего и Нового царств особую роль начинает играть строительство заупокойных храмов и скальных гробниц в честь богов, они отличались особой пышностью и богатством внешнего и внутреннего убранства. Храмы-святилища особо почитаемого бога Амона-Ра определяли архитектурный облик Египта в этот период. Наиболее примечательны сложные архитектурные комплексы в Карнаке и Луксоре, которые были возведены на восточном берегу Нила недалеко от города Фивы — бывшей столицы Египетского государства. Строительство этого грандиозного ансамбля осуществлялось на протяжении нескольких столетий. Характерной особенностью стало оформление входа в храм: это две массивные башни-пилоны в виде трапеции с узким проходом посередине. К храму вела аллея сфинксов, а у стен возвышались обелиски и статуи фараонов. За входом находился открытый двор, обнесенный колоннадой, а затем в определенной последовательности — один или несколько гипостилъных (греч. «поддерживаемый колоннами») залов и святилище.

Главным святилищем монументального ансамбля в Карнаке (середина XVI в. до н. э.) является древний храм Амона, хорошо сохранившийся до нашего времени. Храм и сегодня поражает своими размерами. Это самый большой в мире храм с колоннами, состоящий из более чем сотни обширных помещений, огромных дворов, бесчисленных аллей, переходов, колоссальных размеров статуй богов и фараонов, сфинксов, обелисков.

Величественный гипостильный зал имеет длину 102 м и ширину 53 м. «Дремучий лес» из 34 колонн 23-метровой высоты производит неизгладимое впечатление на зрителей. Всякий, кто оказывается внутри храма, ощущает нарастание движения, направленного к центральной колоннаде. Освещенность храма имела символическое значение и выражала идею двух фаз жизни — рождения и расцвета. Попадая внутрь здания, свет струился мощными потоками, отражаясь на поверхностях капителей колонн в виде раскрытых цветов лотоса. Другие колонны зала, имевшие форму нераскрывшихся бутонов папируса, оставались в полумраке.

Поразительно богатство росписей интерьеров, где пол олицетворял землю, а раскрашенный в темно-синий цвет потолок — небо с золотыми звездами и парящими в нем коршунами. Стены одного из помещений, получившего название «Ботанический сад», расписаны фресками с изображениями экзотических растений и животных. Два пилона — башни в виде трапеции с высокими обелисками — составляли фасад здания. Храм в Карнаке стал своеобразной каменной летописью египетских властителей, каждый царь пристраивал к нему новые помещения, иногда переделывая старые. Великолепен и грандиозен храм Амона-Ра в Луксоре, главным украшением которого была колоннада, имеющая 260 м в длину. Здание храма, казалось, превращено в ровный строй гигантских папирусов. Перед его фасадом стояли два обелиска и шесть огромных статуй фараона. Многое не сохранилось: один из обелисков сейчас украшает площадь Согласия в Париже. Вход в Луксорский храм оформлен монументальным пилоном, украшенным барельефами с изображениями военных походов фараона и текстом поэмы, прославляющей его военные подвиги.

Храмы Амона-Ра в Луксоре и Карнаке соединены между собой дорогой, охраняемой сфинксами. Здесь во время религиозных шествий проносили божественную ладью, в которой, как считали египтяне, бог солнца Амон-Ра совершает свой вечный путь по небу.

На левом берегу Нила, в горах за Фивами, простираются долины, самая знаменитая из которых — Долина царей, где находятся сорок гробниц царей и их потомков. Некоторые захоронения углублены в толщу скалы на сотни метров.

В начале XV в. до н. э. здесь был высечен в скале храм царицы Хатшепсут. Для его строительства царица, покровительствовавшая искусству, выбрала неприступную, давно заброшенную долину и повелела зодчему Сенмуту осуществить ее замысел.

Храм состоял из трех широких террас, последовательно поднимающихся одна над другой и соединенных между собой пологими пандусами. Четкие и строгие линии белой колоннады портиков выделяются на фоне желтых скал и сочетаются с вырубленной в них молельней.

Внутренняя отделка этого храма поражает богатством и изысканностью вкуса: бронзовая инкрустация на дверях из черного дерева, золоченые и посеребренные плиты пола прекрасно смотрятся с раскрашенными рельефами на стенах. В одном святилище стояло более 200 статуй. Дорога восхождения к храму вела с западного берега Нила через аллею сфинксов. Здание храма с большим двором, украшенное статуями, колоннадами и огромной лестницей, производило впечатление величия и торжественности. Гробница Хатшепсут уходит на глубину 97 м и имеет длину 213 м.

Позднее царство в истории Древнего Египта — время тяже­лых, длительных войн и иноземных вторжений. Храмовые пост­ройки этого периода представляют собой упрощенные варианты композиций известных сооружений Среднего и Нового царств. Новым элементом храмовых комплексов стали святилища, посвященные культу бога Гора, считавшегося первым фараоном Египта, и его матери Исиды.

Лучше всего сохранившимся памятником архитектуры того времени является храм бога Гора в Эдфу. По своим размерам он является вторым после Карнакского храма. Это прекрасное сооружение великолепных пропорций и форм на левом берегу Нила возводили в течение 180 лет. Его длина составляет 137 м, а высота пилона 36 м. Вход охраняют две величественные статуи бога Гора из черного гранита. Позади статуй высится наружная стена храма, украшенная огромными рельефными фигурами Гора и Хатхор. Большой двор храма с трех сторон окружен колоннами. Стены, потолки, колонны и лестницы внутренних помещений украшены прекрасными барельефами.

1. Н. В. Гоголь отмечал, что «египетская архитектура. массивна, но стройность и простота. с нею неразлучны, главный же ее характер — ко­лоссальность». Разделяете ли вы эту точку зрения? Аргументируйте свой ответ.

2. В чем проявилась связь архитектуры Древнего Египта с религиозно­мифологическими представлениями египтян? Какие ее элементы вошли в историю мировой архитектуры? Приходилось ли вам встречать египетские мотивы в архитектуре более поздних эпох?

3. Расскажите об истории создания и характерных особенностях одно­го из семи чудес света — египетских пирамидах в Гизе. Как вы думаете, по­чему поговорка «Все боится времени, но время боится пирамид» не утрати­ла своего значения и в наши дни?

4. Что вам известно о храмовых сооружениях Среднего и Нового царств? Каковы главные художественные достижения архитектурных комплексов в Карнаке и Луксоре?

5. Чем обусловлено строительство скальных храмов и гробниц в Древ­нем Египте? Каковы характерные особенности скального храма царицы Хатшепсут?

1. Разработайте маршрут путешествия по долине Гизе. Попробуйте нарисовать одну из египетских пирамид средствами компьютерной гра­фики.

2. Подготовьте экскурсию в Долину царей или составьте текст ведуще­го телепередачи, посвященной архитектурным памятникам Луксора и Карнака. Какие объекты вы отберете для демонстрации? Почему Темы проектов, рефератов или сообщений «Географические и климатические особенности и их роль в становлении египетской архитектуры»; «Египетские мотивы в европейской и отечественной архитектуре»; «Пирамиды в Гизе — одно из семи чудес света»; «Тайны египетских пирамид»; «Храмовые комплексы Среднего и Нового царства»; «Шедевры архитектуры Древнего Египта»; «Основные типы архитектурных сооружений Древнего Египта»; «Идея вечной жизни — основа древнеегипетской культуры».

Книги для дополнительного чтения

Афанасьева В. К., Луконин В. Г., Померанцева Н. А. Искусство Древнего Востока: малая история искусств. М., 1976.

Дмитриева Н. А., Виноградова Н. А. Искусство Древнего мира. М., 1986.

Замаровский В. Их величество — пирамиды. М., 1986.

Матъе М. Э. Искусство Древнего Египта. М., 1970.

Овсянников Ю. М. История памятников архитектуры: От пирамид до небоскребов. М., 2001.

Лунин А. Л. Искусство Дневнего Египта. Раннее царство. Древнее царство. СПб., 2008.

Целлар К. Архитектура страны фараонов. М., 1990.

При подготовке материала использован текст учебника «Мировая художественная культура. От истоков до XVIII века» (Автор Данилова Г. И.)

Источник