на шлеме какого вратаря погибшего с командой в авиакатастрофе были изображены волки
«Это был шок для всех» Десять лет назад погибла команда ярославского «Локомотива». Как трагедия изменила жизнь города?
7 сентября 2011 года, через несколько секунд после взлета разбился Як-42, на борту которого находилась хоккейная команда ярославского «Локомотива». Вместе с игроками тем рейсом из Ярославля в Минск отправились представители тренерского штаба и администрации, врач и массажисты — всего 37 человек. Погибли все пассажиры и семь членов экипажа, выжил только бортинженер Александр Сизов. Трагедия потрясла всю Россию, но настоящим шоком она стала для жителей Ярославля. Как переживали случившееся люди, знавшие каждого игрока в лицо? Что происходило в городе в те дни и что напоминает о трагедии сегодня? Каким запомнили тот «Локомотив» его болельщики? Самые горькие, тревожные и светлые воспоминания — в материале «Ленты.ру».
В сезоне-2011/2012 ярославский «Локомотив» должен был стать одним из фаворитов Кубка Гагарина. Первый матч регулярного чемпионата Континентальной хоккейной лиги (КХЛ) предстояло сыграть на выезде с минским «Динамо». Встреча была назначена на 8 сентября. Прибыть в Белоруссию российский клуб собирался накануне вечером. Вылетала команда из ярославского аэропорта Туношна самолетом Як-42 авиакомпании «Як Сервис». Этим бортом хоккеисты пользовались и раньше. Погода в тот день была летная.
«Локомотив» вез на матч основной состав: на борту были 26 игроков (19 россиян и семь легионеров), тренерский штаб из четырех специалистов во главе с канадцем Брэдом Маккриммоном, врач, четыре массажиста, администратор и методист. Экипаж насчитывал восемь человек.
Самолет оторвался от земли, но не смог набрать высоту. Спустя несколько секунд Як задел крылом мачту радиомаяка, деревья и рухнул на берег реки Туношонка. Позднее было установлено, что авария произошла из-за ошибки экипажа. Все, кто был на борту, за исключением хоккеиста Александра Галимова и бортинженера Александра Сизова, погибли на месте. Галимов был в сознании, когда его забирала скорая помощь, однако он получил ожоги 80 процентов тела и на пятый день умер в больнице. Сизов перенес сложную операцию, провел несколько дней в реанимации и выжил. Вскоре после выздоровления он дал несколько коротких комментариев и с тех пор избегает общения с прессой.
После того как о трагедии объявили по телевидению, на улицах Ярославля началась поминальная акция, собравшая, по разным подсчетам, от 10 до 12 тысяч человек. С 9 сентября в Ярославской области был объявлен трехдневный траур. Церемония прощания с погибшими прошла на домашнем стадионе «Локомотива», «Арене 2000». На ней присутствовали около 100 тысяч человек. На матч, который должен был пройти в Минске, не сдали ни одного билета.
Матч открытия сезона КХЛ между «Салаватом Юлаевым» и «Атлантом», который проходил в Уфе вечером 7 сентября и был прерван новостью о трагедии, отменили. С минуты молчания начались все встречи 23-го тура чемпионата России по футболу. С траурными повязками вышли на площадку сборные России по баскетболу и волейболу. Несколько матчей Национальной хоккейной лиги (НХЛ) было сыграно в память о «Локомотиве». Соболезнования близким выразили национальные спортивные федерации десятков стран. А футболисты испанской «Севильи» перед матчем с «Реал Сосьедадом» появились на поле в футболках с эмблемой «Локомотива» и словами: «Севилья скорбит вместе с русским народом».
Почти сразу стало известно, что «Локомотив» воссоздадут. По мнению главы Федерации хоккея России Владислава Третьяка, возрожденная команда должна служить памятником трагическим событиям. Уже спустя четыре месяца ярославцы сыграли первый матч в Высшей хоккейной лиге (ВХЛ), а в новом сезоне вернулись в КХЛ. В этом году 7 сентября, десять лет спустя, ярославский «Локомотив» сыграет на «Арене 2000» с минским «Динамо».
«Лента.ру» поговорила с ярославцами, которые болели за «Локомотив» десять лет назад, смотрели матчи с трибун и знали все об игроках. Они рассказали о том роковом дне и о том, какой осталась команда в их памяти.
«Город замер. Шок был даже у тех, кто не связан с хоккеем»
Никита, осенью 2011 года — восьмиклассник: С хоккеем меня познакомили дедушка и отец, которые болеют за команду еще со времен, когда она называлась «Торпедо» (клуб был переименован в «Локомотив» в 2000 году — прим. «Ленты.ру»). В детстве меня часто брали на игры. Лет в пять или шесть я уже знал про «Локомотив», ждал, когда мы пойдем на очередной матч.
Больше всего запомнилась пятая встреча против «Атланта» в последнем сезоне для того состава «Локомотива». Мы проигрывали 0:3 в серии, зацепили одну игру на выезде и теперь играли дома. Дошло до овертайма, а там Иван Ткаченко забил в падении. Эмоции были невероятные! Прошло уже больше десяти лет, но я иногда пересматриваю этот матч. Мурашки до сих пор, особенно в концовке.
В день трагедии я был на базе «Локомотива» на тренировке по теннису. Мы часто занимались там. Помню, сотрудники базы вызвали нашего тренера, а когда он вернулся, на нем не было лица. Он и сообщил нам эту новость. Тренировку прервали, нас отправили домой.
Первая реакция — шок и непонимание. В Ярославле многие ребята проходили через хоккейную школу «Локомотива», многих игроков знали близко. В первые часы мы не могли поверить в произошедшее и просто ждали новостей. Город замер. Шок был даже у тех, кто не связан с хоккеем.
Выходишь на улицу — и видишь взрослых мужчин, которые просто плачут. Люди стали собираться вместе, но никто ничего не говорил
Все просто молчали, максимум — уточняли информацию о выживших. Было ощущение, что горе охватило весь Ярославль, и это продолжалось несколько дней. Идешь по городу, каждый третий — с шарфом «Локомотива», практически все смотрят в пол.
Мне кажется, осознание случившегося пришло ближе к 10 сентября, когда более 100 тысяч человек (при населении менее 600 тысяч) пришли попрощаться с командой. Многие воспринимали гибель команды как потерю части города или самих себя.
Клинт Маларчук: человек, трижды встретивший смерть
2008-ой год. Он остался в нашей памяти годом кризиса, финансового краха и нестабильности. В 2008-ом было непонятно как жить дальше, поэтому каждый решал этот вопрос для себя сам. Кто-то затягивал петлю на шее, стоя на стуле посреди потерявших ценность офисных бумаг. Кто-то с каменным лицом продолжал тянуть непосильную лямку долговых обязательств. Единственное, что объединяло всех этих людей – возможность самостоятельно решать: бороться дальше или, сдавшись, подчиниться роковым обстоятельствам.
Могло быть и лучше
Клинт Маларчук, уроженец крохотного промышленного городка в Канаде, с самого детства не отличался большой удачей. Мало того, что Гранд-Прери был жуткой дырой, так ещё и отец привносил в унылую атмосферу жизни в захолустье нотки тирании. Тащась с работы домой, он обязательно заглядывал в бар, из которого вываливался в абсолютно невменяемом состоянии. Попадало всем: и самому Клинту, и старшему брату Гарту, и сестре Терри. Мать после таких стычек ходила с обязательными синяками, а разбитые вещи из дома приходилось выбрасывать пакетами.
Пребывание в постоянном страхе не прошло для будущего хоккеиста даром: врачи диагностировали у подростка невроз навязчивых состояний. Это психическое расстройство ещё сыграет свою роковую роль.
Переезд в Эдмонтон позволил детям буйного украинского переселенца обрести отдушину от его выходок в занятиях хоккеем. Каждую свободную минуту Клинт с братом и сестрой проводит на катке. Здесь, на льду, будущий вратарь чувствует себя по-настоящему счастливым.
И снова перемены. Мать, устав от выходок мужа, подаёт на развод, а сестра, выйдя замуж, покидает дом. Впервые вздохнув свободно, Клинт целиком сосредотачивается на любимом виде спорта, уже в то время решив для себя, какую карьеру он выберет. Именно в тот год парень покупает своё первые вратарское обмундирование, деньги на которое удалось получить сдачей стеклотары.
В 16 лет канадец попадает в хоккейную лигу юниоров Альберты, играя за клуб «Форт Саскачеван Трейдерз», а в следующем сезоне сражается в составе «Портлэнд Винтер Хоукс».
Тогда же Клинт испытывает первые серьёзные проблемы со здоровьем. Обычная травма колена, полученная в ходе хоккейного поединка обернулась сущим адом для 17-летнего голкипера: воспаление перешло в остеомиелит. Антибиотики не помогали, врачи всё чаще говорили об ампутации. Это был бы логичный исход, ведь если бы воспаление перекинулось на кость, парня уже ничего не спасло.
Но упрямая судьба имела на Клинта собственные планы. Последний, уже ничего не решающий, курс антибиотиков внезапно принёс результат: Маларчук пошёл на поправку.
Дальше его карьера складывалась удачно, хотя четыре года пришлось помотаться между двумя канадскими городами, играя то за «Фредериктон Экспресс» в АХЛ, то за «Квебек Нордикс» в НХЛ.
По мере того, как набирался хоккейный опыт, Маларчука всё чаще и чаще можно было видеть в Квебеке. Так, 85-ый, как и 86-ой год, Клинт провёл целиком в составе «Нордикса», а в 1987 имел все шансы выйти на лёд против знаменитой сборной СССР в рамках серии матчей «Рандеву-87». К сожалению, в обоих встречах в воротах стоял Грант Фюр, а Маларчуку пришлось довольствоваться участием на скамейке запасных.
Тем не менее, нельзя сказать, что Клинту не везло. Конечно, могло быть и лучше, но медленный и уверенный подъём говорит о завидном упорстве и трудолюбии. И ещё о беззаветной одержимости хоккеем, который когда-то являлся единственной отдушиной для провинциального канадского паренька. Не обладая уникальными данными, Маларчук всё же зарекомендовал себя как ответственный и надёжный вратарь, не боящийся вступать в схватки на пятачке. Его мужественное красивое лицо не сходило с обложек тогдашней спортивной прессы, а хоккейные критики прочили ему блестящую карьеру.
В следующем году молодой голкипер уезжает в США, проводит неполный сезон в «Вашингтон Кэпиталз», затем переходит в более перспективный и именитый «Баффало Сейбрз». Сражаясь за этот клуб в игре против «Сент-Луис Блюз» 22 марта 1989 года, Клинт получает роковую травму.
Это была обычная турнирная встреча. Шла 16-ая минута матча первого периода. «Баффало Сейбрз» принимала на своей площадке команду из Сент-Луиса. В ходе завязавшегося поединка на пятачке лезвие конька «блюзмена» Стива Таттла случайно вспарывает горло Маларчука…
Вероятность погибнуть при таком ранении была практически стопроцентная. Но в этом эпизоде, как и в случае с излечением от остеомиелита, судьба сделала всё возможное, чтобы Клинт выжил.
Первым счастливым обстоятельством было то, что Стив Таттл вместе с защитником «Баффало» Уве Круппом унеслись по инерции с пятачка, сметя ворота, и врезавшись в борт. Это позволило канадскому голкиперу остаться практически одному на участке льда, беспрепятственно сорвать шлем и показать товарищам по команде и уже летящему на всех парах штатному физиотерапевту Джиму Пиццутелли характер своей травмы. А она была ужасной.
Конёк Таттла перебил ярёмную вену, кровь из которой хлынула на лёд, выплёскиваясь с каждым ударом сердца. У Маларчука оставалась чуть менее двух с половиной минут, чтоб осознать весь ужас произошедшего и умереть тут же, на площадке. Но Пиццутелли успел.
Штатный физиотерапевт (и бывший ветеран войны во Вьетнаме) мгновенно оценил обстановку и, не медля ни секунды, погрузил большой и указательный пальцы прямо в рану голкипера, намертво пережав дыру в вене. В таком положении, бок о бок, они и удалились в раздевалку.
Это был целый ворох счастливых случайностей: пройдись Таттл коньком чуть выше – и Клинт умер бы, потеряв кровь за гораздо меньшее время; случись инцидент в другом периоде – и Клинт умер бы, не успев покинуть лёд, так как выход с площадки оказался на противоположном конце, а физиотерапевт не успел бы доехать до раненого; если бы вместо Пиццутелли оказался другой врач – Клинт умер бы, потому что не всякий доктор служил во Вьетнаме и имел схожий клинический опыт. Ну, и в конце концов, если бы инерция не унесла игроков в сторону борта, они бы продолжили борьбу возле раненого вратаря, заслоняя собой обзор, и с большой вероятностью можно утверждать, что свистка судьи Маларчук уже бы не услышал…
Как известно, хоккей – спорт для настоящих мужчин. После ухода голкипера лёд зачистили и игру возобновили. В том памятном матче «блюзмены» обыграли «клинков» со счётом 2-1.
Но священник не понадобился. Физиотерапевт сделал всё возможное и удержал искру жизни до приезда бригады профессиональных медиков. Клинту наложили триста швов и уже через неделю он появился на льду в матче против своего бывшего клуба «Квебек Нордикс». Через четыре месяца он полностью восстановился. И вроде всё было по-прежнему, только вратарский костюм стал чуть тяжелее (после этого инцидента руководство НХЛ обязало голкиперов носить специальные защитные пластины для шеи), но для Маларчука теперь каждый выход на лёд виделся как последний.
Таблетки от депрессии
Можно сколько угодно качать головой, рассуждая о героизме, но не стоит забывать, что психика у всех разная, и те ситуации, в которых каждый из нас оказывался, были, по большей части, далеки от переделки, в которую угодил Клинт 22 марта 1989 года.
Судьба, та самая, которая дважды выручила Маларчука (от смерти и от инвалидности), повернулась своей обратной стороной. Молодой голкипер на собственной шкуре осознал, насколько иллюзорным было ощущение защищённости в хоккее, которое заставляло всё свободное время проводить на катке, спасаясь от семейных скандалов.
Ещё три сезона проведёт он в составе НХЛ, играя за «Сейбрз», но это будет уже далеко не тот Клинт Маларчук. К неврозу навязчивых состояний добавился ещё и посттравматический синдром. Теперь редкая ночь обходилась без кошмаров, где главным сюжетом была проклятая схватка перед воротами. Снова и снова холодное лезвие конька вскрывало незащищённое горло, снова и снова лилась горячая кровь, плавя хоккейный лёд…
Всё это как нельзя плохо отражалось на игре: результативность медленно, но верно падала – вступать в серьёзную схватку с нападающими противника становилось просто страшно.
В это же время он пристрастился к алкоголю, запивая им бессонные ночи и таблетки от депрессии. А в январе 1992 года к этому тяжёлому миксу добавились ещё и таблетки от простуды – Клинт серьёзно простыл. Роковым стало 22-ое число, когда шмыгающий носом Маларчук уселся перед телевизором смотреть финал футбольного матча любимой команды. В тот день он запил антидепрессанты и жаропонижающее пятью литрами крепчайшего пива…
Стали ясны две вещи. Первое: всемогущая судьба в очередной раз вмешалась, вытащив Клинта с того света. Второе: с профессиональной карьерой в НХЛ отныне покончено навсегда.
В том же году Клинт Маларчук подписывает контракт с «Лас-Вегас Тандер» Интернациональной лиги, в котором на полулюбительском уровне играет ещё пять лет. В 1996 году он окончательно покидает лёд в качестве профессионального игрока и начинает карьеру тренера.
Жизнь потихоньку налаживается. Клинт женится в четвёртый раз, покупает ранчо в Неваде, где разводит страусов эму. Кочует из клуба в клуб, неизменно занимая одну и ту же должность – тренер вратарей («Флорида Пантерз» 2002-03 гг., «Коламбус Блю Джекетс» 2006-07 гг., «Атланта Трэшерз» 2010 г., «Калгари Флеймз» 2011-14 гг.). Получает образование ветеринара. Читает в школах лекции о психическом здоровье и об оказании скорой медпомощи при бытовых ранениях.
На камине бывшего голкипера стоит фотография его самого, подтянутого, восседающего верхом на лошади, с подписью «Вратарь-ковбой». На ранчо постоянно происходят всякие забавные происшествия. Однажды особенно наглый страус похитил фотоаппарат приезжего репортёра и долго не хотел его отдавать…
Можно только догадываться, чего стоили канадцу все его попытки влиться в нормальный ритм, в котором живём почти все мы. В ритм без хоккея. Какую кривую ухмылку вызывала у него вся эта жалкая пародия на достойное существование в окружении глупых страусов, скучающих школьников и четвёртой по счёту жены.
Тренерская работа, да висящий на стене вратарский щиток с перчатками – вот и всё, что осталось от мечты всей жизни. Ах да, присутствовал ещё телевизор, по которому иногда можно увидеть игру бывших друзей и знакомых.
В начале 2008 года просмотр одного такого матча серьёзно пошатнул кое-как стабилизировавшееся психическое здоровье Клинта. Тут же, на площадке в Баффало, словацкий хоккеист Рихард Зедник получил аналогичную травму горла.
И снова стали сниться тяжёлые сны, а на ночном столике появились антидепрессанты. Хоккей, словно неприступная, но желанная женщина, одновременно и притягивал к себе и пугал, отталкивал страшными воспоминаниями. В душевных терзаниях прошёл почти год, и Клинт, наконец, сдался.
Но время ещё не пришло. Упрямая судьба сохранила Клинту жизнь и на этот раз. Пуля, пробив мягкие ткани нижней челюсти, отлетела от зубов и впилась в лоб, накрепко застряв в кости. Окровавленный, но живой Маларчук, шатаясь, побрёл домой…
Но всё это события внешние, а внутри время течёт ведь совсем по-другому…
Тёмная комната. Глубокая ночь. Россыпь таблеток на прикроватной тумбочке и бутылка крепкого виски у изголовья. Открытые глаза неподвижно смотрят в потолок, пытаясь найти там ответ: для чего Судьба дарит шанс за шансом, и что она хочет получить взамен?
Потом веки незаметно опускаются, и вот уже вокруг ревёт публика, пространство заполняется ярким светом и впереди слышен приближающийся скрип коньков, неотвратимый, как утекающее сквозь пальцы время.
Трагедия легенды НХЛ.
В конце апреля 1964-го новички «Детройта» дрожали в раздевалке Maple Leaf Garden – боялись провалиться в пятом матче финальной серии против «Торонто». В то время как на соседней лавке Горди Хоу спокойно болтал с вратарем Терри Савчаком по прозвищу Юки (из-за украинского происхождения), лицо которого походило на заготовку пластического хирурга.
– Юки, как ты себя чувствуешь?
– Большой парень, забей пару сегодня вечером. Я думаю, этого будет достаточно, чтобы после матча мы все себя чувствовали здорово.
– Сделаем, можешь не переживать.
Весь матч эти двое пытались отыграть сюжет, расписанный в раздевалке: но Горди Хоу забил один, а вот Савчак и правда пропустил только раз – «Детройт» победил. «Это демонстрирует, что мог сделать Савчак, когда концентрировался на конкретной задаче. У меня до сих пор мурашки по коже, когда думаю о том, что этот человек творил в рамке ворот», – вспоминали их партнеры по той команде.
Уверенность в себе и тяжелый характер Терри унаследовал от отца. В свое время Луи Савчак бежал из Украины в Канаду, где поселился в пригороде Виннипега и работал на жестяной фабрике.
Там он закалял мышцы и много пил, а однажды, прогуливаясь по городу, вырубил какого-то бывшего чемпиона по боксу – из-за чего получил прозвище «крепкий козел».
Дом Савчаков походил на ночлег аскетов: пустые стены, простой стол и стулья, размещенные на крошечном пространстве. Места сильно не хватало, и маленький Терри спал со старшим братом Майком – тот пел ему колыбельные и рассказывал про хоккей. Терри с удовольствием слушал брата, который играл в воротах школьной команды, и представлял, что когда-нибудь будет так же храбро отбивать шайбы.
Вместе с Майком он гонял на замерзший пруд, где выкатывался на лед в высоких ботинках, набитых газетами – это хоть как-то подгоняло огромный размер под детскую ногу – и разглядывал низкое зимнее солнце.
Через шесть лет Майка не стало. Он упал на тренировке и больше не поднялся – оказалось, у него врожденный порок сердца, который вовремя не обнаружили. Терри рыдал несколько недель, а потом решил, что точно станет хоккейным вратарем. Теперь он мечтал только об одном – добиться того, чего хотел бы добиться Майк.
«Я тосковал несколько месяцев. Не знаю, чем бы все закончилось, если бы не щитки. Они висели в моей комнате на самом видном месте и постоянно напоминали о брате. В один момент я твердо решил завершить его дело – стать голкипером любой ценой. Когда я подрос, щитки пришлись мне почти впору. Они износились до дыр, но до сих пор лежат в гараже», – вспоминал Савчак.
Так в 12 лет Терри заиграл за команду школы, но в том же году он неудачно упал на руку во время регбийного матча – локтевая кость раздробилась на 60 осколков. Врачи вытягивали их почти сутки, чтобы не ампутировать конечность. Травма заживала год – при воспалениях Савчак не спал от невыносимой боли, но все равно вернулся в спорт. Его правая рука укоротилась на пять сантиметров. Правда, Терри это не остановило. Он помнил о долге перед братом – и вскоре попал в молодежную команду «Детройта».
Сначала «Ред Уингс» отправили Савчака в юниорский «Виннипег Флайерс», а затем перевели в молодежную команду, которая базировалась в Галте, штат Онтарио. Пришлось переезжать, тем более в Онтарио платили 80 долларов в месяц – деньги тогда приличные. Перед отъездом мама вложила в его руку десятидолларовую купюру. «Это были одни из немногих 10 долларов, которые у нее когда-либо были», – вспоминал позже Савчак.
В 19 лет тренеры «Ред Уингс», ошеломленные сумасшедшей реакцией и жертвенностью кипера, выдернули его из молодежки в основу. На тренировках он не уворачивался от искрящихся бросков мужиков и подставлял под шайбу все – даже лицо.
Спустя годы физиономия отчаянного Терри разукрасилась сотнями разных шрамов (за все годы насчитали минимум 400), но он не поменял своего главного принципа – никогда не уворачивайся от проблемы или шайбы.
В 1949-м НХЛ еще состояла только из шести команд и на всю лигу было столько же голкиперов (если единственный вратарь в клубе не мог играть, в ворота вставал сам тренер), которые еще ничего не знали о защитных масках. Только особенный человек мог ворваться в узкую бригаду голкиперов, но Савчак как раз и был таким.
Из задатков спортсмена в нем жил только фантастический характер и дикое желание играть за брата. В «Детройте» это прочувствовали, и даже заплатили Савчаку 2000 долларов подъемных. Когда Терри получил чек на все деньги, он сразу отправился в банк, где превратил бумажку с печатью в 20 стодолларовых купюр, которые чуть позже раскидал по полу своей комнаты. Парень валялся и наслаждался своим богатством где-то час, а потом сложил ровной стопкой и отправил домой. Это помогло выжить его семье.
За несколько месяцев до перехода его отец сорвался с лестницы и раздробил нижнюю часть позвоночника. Мать Терри теперь все время сидела дома, ухаживая за мужем, и почти не могла работать. Правда, дела у их сына полетели в гору.
Летом 1952-го Терри Савчак был одним из лучших в лиге – праздновал победу в Кубке Стэнли и личную «Везину». Казалось, что нет никого, счастливее вратаря «Детройта», но выяснилось, что все-таки есть – Терри Савчак через пару недель.
Тем летом он познакомился с Патрисией Мори, юркой 17-летней школьницей. Пэт была приемной дочерью Эда Мори, известного владельца поля для гольфа в Юнион-Лейк.
Как и Терри, Патрисия знала о тяжелой жизни: ее мать умерла при родах, а отец ушел в море. Пэт и многочисленных братьев и сестер разбросали по разным семьям. В 11 лет Пэт повезло – она попала в семью Мори.
Она ничего не понимала в хоккее, даже не представляла, что такое «Детройт Ред Уингс», и уж тем более не знала о молодом вратаре, показавшем фантастическую статистику в прошедшем сезоне – 1 пропущенная шайба в среднем за матч.
На первом свидании они пошли в Театр Фокс, где надели 3D-очки, чтобы увидеть Винсента Прайса в фильме «Дом восковых фигур». Вскоре после этого Терри сделал девушке предложение – он припал на одно колено, чтобы попросить Патрисию выйти за него замуж.
Удивительно не то, что Пэт сказала «да» в столь юном возрасте, а то, что Терри самостоятельно поднялся с колена. Уже тогда его здоровье уносилось к черту, но дальше было только хуже.
Спустя год Савчак мчался на машине по скользкому шоссе, потерял управление и вылетел с трассы: авто перевернулось, повалило пару деревьев и превратилось в первоклассный лом, а тело Терри – в дешевый суповой набор.
Врачи несколько дней бились за его жизнь и победили, хотя предупредили, что в хоккей сыграть больше не придется, но Савчак не желал слышать. Чуть больше чем через год он обнимал Кубок Стэнли – третий в карьере (и все три он завоевал с «Детройтом»), а следующий сезон начал в «Бостоне».
«Это сумасшествие, но когда я на льду, то совсем не волнуюсь. Я просто отбиваю шайбу», – рассказывал Савчак.
В Юки бостонцы искали человека, который будет вытаскивать ничейные матчи, полагаясь на феномен Савчака. Терри и правда был феноменален в воротах: он не только фантастически реагировал на броски, но еще и уничтожал своих защитников злым ревом и даже лупил самых нерасторопных клюшкой. В «Детройте» на него никто не обижался, даже журналисты, которых во время интервью он частенько посылал к чертовой матери. Правда, местные корреспонденты за глаза обзывали Терри «гориллой», но он об этом не знал.
В «Бостоне» у Савчака совсем не задалось. Однажды после игры с «Детройтом» он ехал на машине, остановился у кафе быстрого питания и не смог встать из кресла.
«Мои ноги меня не слушались. Я не мог даже немного пошевелиться, и это было страшно», – вспоминал Терри.
Позже приступы повторялись: он падал от ужасной слабости во время тренировок, с лестницы дома и на тротуаре, а еще ужасно потел. После того, как Терри похудел на 10 килограмм за две недели, он все-таки обратился к врачам. Диагноз ошарашил – мононуклеоз (вирусное заболевание крови, которое вызывает жуткую слабость и даже паралич отдельных частей тела).
Позже заболевание из-за слабого иммунитета возвращалось, а кровь Терри изменила цвет и походила на ржавую воду.
Савчак все равно лечился, выходил на площадку, согнувшись почти пополам из-за больной спины (после аварии она до конца не разгибалась), и отбивал эти чертовы куски каучука, но иногда все-таки ошибался.
В тот период о Савчаке писали, что он лентяй: не выкладывается на тренировках и забыл, что такое хоккей. Терри сжимал зубы и молчал, но в 1959-м, все-таки высказался: «Между мной и кем-либо из бостонцев никогда не было проблем. Они прекрасно ко мне относились. Мне мешала проклятая болезнь. Я чувствовал себя психом – подавленным и все время усталым».
В 1957-м он снова попал в «Детройт» и выглядел счастливым. Его состояние значительно улучшилось летом того же года, которое Терри провел в Виннипеге. Савчак улыбался и говорил, что чувствует себя лучше, чем когда-либо в жизни.
«Перед игрой я всегда думаю только о первом периоде. Моя философия заключается в том, что если я смогу провести его хорошо, то дальше останется только два. Если я хорошо сыграю во втором периоде, останется еще один и так дальше. Это сильно помогало сбрасывать напряжение», – объяснял Савчак.
Терри всегда мыслил нешаблонно. Однажды, когда он еще играл за молодежку, Савчак увидел на прилавке модные туфли: «Я помню, как увидел в магазине пару туфель, которые отчаянно хотел. Они стоили 12 долларов. Я честно давал продавцу два доллара шесть недель подряд и пялился в окно на туфли, которые скоро станут моими. В итоге сделал последний платеж, надел новую обувь и гордо вышел из магазина. Пошел по улице и обнаружил, что они мне не нравятся, и с тех пор никогда не надевал».
К началу 1962 года Савчак оставался единственным вратарем без защитной маски, но к сезону-1962/63 он все-таки надел этот «чертов бабский маскарад» и даже почувствовал себя увереннее, хотя никому не признавался. За Терри говорила статистика – в первых 10 играх он пропустил только 13 голов.
Правда, в январе 1963-го в по левой руке Савчака прокатился нападающий «Торонто» Боб Пулфорд. Двухчасовая операция восстановила поврежденные пальцы и мышцы. «Врач не помнил, сколько стежков он сделал, – говорил Савчак, – но я насчитал 79». После операции Юки пропустил 17 игр, но, вернувшись, вытащил «Детройт» в финал Кубка Стэнли, где они проиграли серию «Торонто».
И хотя Савчак был еще очень хорош, через пару лет «Детройт» сделал ставку на молодого Роджера Крозье, который в свои 20 с небольшим казался невероятно перспективным и рвался в основу. Юки лениво выставили на драфт отказов, считая, что старикан никому больше не нужен, но он неожиданно появился в «Торонто».
Они подобрали легенду и сколотили мощную связку с другим престарелым кипером – Джонни Бауэром. Их стараниями «Торонто» пропустил меньше всех в регулярке, и «Везина Трофи» досталась вратарской бригаде «Мэйпл Лифс», но Савчак отказался ее принимать, пока там не написали две фамилии: Бауэр, Савчак.
Характер Савчака точнее всего определил его лучший друг Марсель Проново, который играл с ним в «Детройте» и «Торонто»: «Я жил с Юки в течение многих лет. Когда мы вставали утром, я здоровался. Если он отвечал, то мы говорили до конца дня, а если нет – просто молчали».
Савчак провел в «Мэйпл Лифс» три года. Его последний сезон – 1966/67 – оказался лучшим: он выбил 100 сухих матчей в карьере и играл волшебно, хотя страдал от боли в травмированном плече.
В четвертой игре полуфинала против «Чикаго» Савчак отбил все 37 бросков, в том числе сумасшедший выстрел Бобби Халла, который пулей вонзился в больное плечо – Терри не подал виду.
– С тобой все в порядке? – с тревогой спросил тренер «Торонто».
37-летний вратарь впился в него взглядом: «Я отбил шайбу, не так ли? Что еще надо?».
«Лифс», которых дико критиковали за слишком старый и медленный состав, затащили серию с «Чикаго», а затем переломили в финале «Монреаль» и подняли последний кубок в формате большой шестерки.
В решающем матче Савчак отбил 41 бросок, и после этого, пока в раздевалке «Лифс» все яростно пили шампанское, два избитых вратаря: Савчак и Бауэр сидели в углу, жадно глотали сигаретный дым и успокаивали замученные нервы.
После того, как толпа разошлась, Савчак все-таки вышел из раздумий, поднял больное тело со скамьи и пошел в душ, но остановился, чтобы сказать репортеру: «Вот так я и хотел бы уйти. Это было бы стильно. Да?». В ответ он ощутил немое «да» и пошел смывать кровавый пот.
Наверное, тогда ему надо было уйти из хоккея: Савчак сходил с ума от боли и гасил ее, запивая ром пивом. Жена просила больше не играть в хоккей и залечивать болячки, но Терри бесился и пил еще больше.
В 1969-м, когда его обменяли в «Рейнджерс», Пэт не выдержала сумасшествий мужа и ушла. За тот сезон Савчак сыграл только в 8 играх, и в одной даже умудрился не пропустить (обновил свой рекорд по шатаутам в регулярке – 103 матча), но год все равно прошел зря: Терри злился и напивался еще чаще – тем более, что жил он теперь с партнером по команде Роном Стюартом в арендованном доме на Лонг-Айленде.
«Он любил пить, играть в азартные игры и приставать к женщинам, и ему было наплевать, кто об этом знает», – рассказывал канадский журналист Дэн Даймонд.
Вечером 29 апреля 1970 года, после окончания сезона Савчак и Стюарт жарко спорили о том, кто уберет дом перед отпуском. Оба были в стельку пьяны после нескольких часов в местном баре. Вдруг Терри крикнул что-то про мать Стюарта и получил от него мощный толчок в грудь – после чего потерял равновесие и неловко рухнул на газон.
Юки разорвал желчный пузырь и получил кровоизлияние в печень. Через день в больнице желчный пузырь удалили, а кровоизлияние остановили, но состояние кипера оставалось критическим. Еще через день он перенес вторую операцию по удалению крови из печени, но не помогло.
31 мая 1970 года Терри Савчак неожиданно умер в больнице Манхэттена из-за оторвавшегося тромба. Хирург, проводивший операцию, сказал, что все внутренние органы Савчака находились в ужасном состоянии, будто ему лет 120, но все знали, что Терри Савчак – парень, который никогда не уворачивался от шайбы или проблемы.
Это подтвердил и сходивший с ума от горя Стюарт: «В своей карьере Терри гораздо хуже падал на лед, и все было нормально. Это все как дурной сон. Я не верю, что это могло произойти, но виноват сам. Я хорошо знал характер Савчака и должен был вести себя аккуратнее».
Всего через год Савчак попал в Зал хоккейной славы НХЛ, никто даже не подумал, что нужно выдержать необходимый срок (5 лет с момента завершения карьеры).
Его экспозиция: с перчатками, масками и клюшкой стала самой популярной с первого дня открытия, а под табличкой с именем разместились почти вечные цифры: 1034 матча, 447 побед, 103 шатаута. Его рекорд по «сухим» матчам через 40 лет побил Мартин Бродер, но кое-что никто кроме самого Терри повторить бы не смог.
Он выполнил мечту брата и стал одним из величайших вратарей в истории НХЛ.