доктор живаго какой класс
Литература. 11 класс
Конспект урока
Идея жизни в романе Б. Л. Пастернака «Доктор Живаго».
Перечень вопросов, рассматриваемых в теме
1. История создания и печати романа;
2. Формирование представления о героях романа;
3. Проблематика и своеобразие романа.
Хронотоп – пространственно-временная взаимосвязь в произведении.
Роман – эпическое произведение большой формы, в котором повествование сосредоточено на судьбах отдельной личности в её отношении к окружающему миру, на становлении, развитии её характера и самосознания. Виды романа: социальный, любовный, детективный, общественно-политический, исторический, религиозный и т.п.
Цикл – ряд произведений, связанных общим сюжетом и составом действующих лиц.
1. Лебедев Ю. В. Русский язык и литература. Литература. 10 класс. Учебник для общеобразовательных организаций. Базовый уровень. В 2 ч. Ч. 2. М.: Просвещение, 2016. — 367 с.
Теоретический материал для самостоятельного изучения
Роман «Доктор Живаго» – вершина творчества Бориса Пастернака. Началом работы над произведением считается февраль 1946 года, когда поэт пишет стихотворение «Гамлет». Им автор и открывает роман, присваивая авторство своему главному герою. В августе 1946 года писатель зачитывает первую главу романа в кругу друзей. К этому моменту уже выходит статья ЦК КПСС о борьбе с «идеологически чуждыми» авторами, она касается Анны Ахматовой и Михаила Зощенко. Новая политика партии предрекает роману Пастернака скорбное будущее.
Работу над романом автор завершает в 1956 году и предлагает рукопись редакции журналов «Новый мир» и «Знамя». В это же время Пастернак даёт читать рукопись итальянскому журналисту и агенту итальянского книжного издательства Серджио д’ Анжело. Советские журналы издавать роман отказываются. Но в ноябре 1957 года роман выходит в Италии и производит настоящий фурор. «Доктор Живаго» становится литературной сенсацией в Европе. В 1958 году Борису Пастернаку присуждают Нобелевскую премию по литературе.
Почему «Доктор Живаго» воспринимается на родине настолько остро? Обратимся непосредственно к тексту романа и попробуем найти ответ на этот вопрос.
Дальнейшее повествование представляет собой сложнейшее переплетение судеб персонажей романа.
Живаго страстно влюбляется в эпатажную девушку Лару Гишар. Но эта любовь обречена. Страшное время нищеты, голода и репрессий разлучает героев. Обе возлюбленные доктора Живаго вынуждены покинуть родину.
В романе лейтмотивом звучит тема одиночества, от которого главный герой впоследствии сходит с ума. Все попытки доктора Живаго обрести семейное счастье терпят неудачу. Он оставляет научную и литературную деятельность и в конце концов умирает от сердечного приступа. В последней сцене романа друзья детства Ника Дудоров и Гордон читают сборник его стихотворений.
Образ главного героя романа глубоко автобиографичен. Юрий Живаго – типичный представитель интеллигенции: ум, честь и благородство проявляются в его жизни, в творчестве, и в профессии. Высокий уровень духовности и нравственные убеждения героя автор мастерски воплощает в монологах доктора. Живаго готов помогать всем страждущим, независимо от их социального положения и политических взглядов. На первый взгляд в его поступках проявляется безвольность. Но в итоге читатель понимает, что покорность судьбе является высшим проявлением его внутренней свободы.
Один из центральных персонажей романа –Лара – яркая женщина, с волевым характером и большим желанием служить на благо общества. Их отношения с Живаго начинаются в госпитале, где она работает сестрой милосердия. Несмотря на глубокие чувства, судьба не даёт героям быть вместе, но не раз сталкивает их жизни. В итоге, ради спасения ребёнка, Лара вынуждена навсегда порвать с Живаго и уехать за границу с ненавистным бывшим любовником, адвокатом Комаровским.
Комаровский предстаёт в романе в качестве героя-злодея. Будучи любовником матери Лары, он соблазняет и её юную дочь. Впоследствии он играет в жизни девушки роковую роль, обманом разлучая её с любимым человеком.
Ещё один герой – Павел Антипов – выступает в романе в качестве антипода Живаго, неким воплощением идеи о том, с судьбой можно и нужно бороться.
Название романа имеет символическое значение. Фамилия Живаго символизирует жизнь, живое начало, течение времени. Приставка «доктор» формально указывает на профессию героя, но и в ней есть подтекст. Борис Пастернак увлечён произведением Гёте «Фауст». Название романа – явная реминисценция к поэме. Доктор Фауст заключает сделку с дьяволом, а Живаго – со временем.
Поначалу исторические события, на фоне которых развивается личная драма героя, Живаго встречает с радостью. Его как врача восхищает «великолепная хирургия» Октябрьской революции, которая может «разом вырезать все вонючие язвы общества». Но спустя время герой понимает, что советская власть ставит человека в жёсткие рамки, подменяет понятие свободы. Это пугает Юрия Живаго и словно дезориентирует его.
Роман пропитан христианской моралью, что не идёт в угоду советским литературным чиновникам.
Обратимся к его особенной главе, к «Стихотворениям Юрия Живаго», и в первую очередь к стихотворению «Гамлет». В нём Пастернак указывает на христианскую концепцию бытия. Пастернак подчиняет всё идее судьбы.
Гул затих. Я вышел на подмостки.
Прислонясь к дверному косяку,
Я ловлю в далёком отголоске,
Что случится на моём веку.
На меня наставлен сумрак ночи
Тысячью биноклей на оси.
Если только можно, Aвва Oтче,
Чашу эту мимо пронеси.
Я люблю твой замысел упрямый
И играть согласен эту роль.
Но сейчас идёт другая драма,
И на этот раз меня уволь.
Но продуман распорядок действий,
И неотвратим конец пути.
Я один, всё тонет в фарисействе.
Жизнь прожить – не поле перейти.
«Но, во-первых, идеи общего совершенствования так, как они стали пониматься с октября, меня не воспламеняют. Во-вторых, это всё ещё далеко от существования, а за одни еще толки об этом заплачено такими морями крови, что, пожалуй, цель не оправдывает средства. В-третьих, и это главное, когда я слышу о переделке жизни, я теряю власть над собой и впадаю в отчаяние.
Переделка жизни! Так могут рассуждать люди, хотя может быть и видавшие виды, но ни разу не узнавшие жизни, не почувствовавшие её духа, души её. Для них существование – это комок грубого, не облагороженного их прикосновением материала, нуждающегося в их обработке. А материалом, веществом, жизнь никогда не бывает. Она сама, если хотите знать, непрерывно себя обновляющее, вечно себя перерабатывающее начало, она сама вечно себя переделывает и претворяет, она сама куда выше наших с вами тупоумных теорий».
К концу романа позиция Юрия Живаго и самого Бориса Пастернака не вызывает сомнения: он устаёт от насильнической природы революции, от «переделки жизни», навязанной властью. Роман с такой позицией не мог быть принят в СССР.
Примеры и разбор решения заданий тренировочного модуля
Какую характеристику нельзя дать роману «Доктор Живаго»?
Что усмотрели критики в романе?
11 класс. Б. Л. Пастернак. Роман «Доктор Живаго»
В помощь школьнику. Вторая неделя февраля. В обязательную программу входит лишь обзорное изучение романа «Доктор Живаго»
Текст: Ольга Разумихина *
Тем, кто хочет получить отличную оценку, и тем более — тем, кто собирается сдавать ЕГЭ по литературе, будет полезно узнать об этом произведении больше.
Роман «Доктор Живаго» вышел в свет в 1957 году; Б. Л. Пастернак работал над ним почти десять лет. Однако сразу после публикации произведения некогда обласканного читательским вниманием и уважением автора подвергли масштабной травле. Текст романа признали «антисоветским», а самого Пастернака обвиняли в том, что он совершил «позорный поступок», «моральное падение»; его называли «клеветником» и «лягушкой в болоте», а кто-то даже высказывал подозрения, что книга была написана на заказ: мол, Запад щедро заплатил Пастернаку, чтобы развязать таким образом холодную войну.
К сожалению, Борис Леонидович был не первым и не последним писателем, подвергшимся неприкрытому общественному и политическому осуждению. В 1933 году в ссылку был отправлен О. Э. Мандельштам, прочитавший в кругу знакомых — даже не опубликовавший! — эпиграмму на Сталина; в 1946 году травле подверглись М. М. Зощенко и А. А. Ахматова; впоследствии власти преследовали А. Т. Твардовского и А. И. Солженицына. Однако в случае с Пастернаком травля приобрела поистине глобальный масштаб, ведь в 1958 году автора номинировали на Нобелевскую премию — и именно за роман «Доктор Живаго».
Даже несмотря на трагическую гибель автора, книгу «Доктор Живаго» еще долгое время не разрешали не то что печатать — передавать из рук в руки; критиковать роман считалось хорошим тоном. Существует легенда, что на одном из съездов Союза писателей СССР кто-то отозвался о книге Пастернака так: «Не читал, но осуждаю». И действительно, многие критики даже не удосуживались ознакомиться с содержанием — им было достаточно того, что Пастернак придерживался «не тех» политических взглядов.
Однако прошло более полувека, и теперь роман «Доктор Живаго» входит в библиотеку русской классики; его, как было сказано выше, проходят в школе. Книгу три раза экранизировали, а литературовед и педагог Д. Л. Быков называет «Доктора Живаго» самым известным русским романом за границей — даже более известным, чем «Преступление и наказание». Не случайно режиссёр «Криминального чтива» и «Убить Билла» Квентин Тарантино, прилетев в Россию, в первую очередь направился на могилу Пастернака. Так как же так вышло, что до сих пор у кого-то эта книга вызывает абсолютное неприятие, а у кого-то — неподдельное восхищение?
Личность Юрия Живаго
Освежим в памяти сюжет романа. Главный герой книги — собственно Юрий Андреевич Живаго, выходец из известной, влиятельной семьи, рано ставший сиротой: роман начинается со сцены похорон матери Юры — самому мальчику на тот момент исполнилось всего десять лет.
Шли и шли и пели «Вечную память», и когда останавливались, казалось, что её по залаженному продолжают петь ноги, лошади, дуновения ветра. Прохожие пропускали шествие, считали венки, крестились.
Любопытные входили в процессию, спрашивали: «Кого хоронят?» Им отвечали: «Живаго». «Вот оно что. Тогда понятно». — «Да не его. Её». — «Все равно. Царствие небесное. Похороны богатые».
«Да не его. Её» — фраза не случайная: где-то на белом свете живет отец Юры, но мальчик считает его пропавшим без вести. Виноват в этом, впрочем, не несчастный случай или политические преследования, а только дурной характер отца: некогда он был богачом, владельцем банка и мануфактуры, теперь же «кутит и распутничает» и давно «развеял по ветру их миллионное состояние». В конце XIX в. в России была проведена денежная реформа; рубли начала ХХ в. относятся к современным в примерной пропорции 1:1000; соответственно, в наши дни Живаго был бы миллиардером. Однако деньги не спасли ни мать Юры (она часто ездила лечиться во Францию и Италию, но в конце концов умерла от чахотки), ни его отца, впоследствии также погибшего при трагических обстоятельствах — выпрыгнув из поезда по наущению случайного знакомого, ни самого Юру.
Оставшись сиротой при живом отце, будущий доктор Живаго поселяется на правах приемного сына у интеллигентов Громеко. Отец семейства Александр Александрович — профессор химии, мама Анна Ивановна — женщина «беспорядочно начитанная»; она иронически цитирует «Повесть временных лет», называя большой платяной шкаф «аскольдовой могилой», и со смехом рассказывает о леснике по имени Вакх — совсем как древнеримское божество. У них подрастает дочь Тоня, которая со временем отучится на юриста; также супруги опекают юного Мишу Гордона — будущего филолога. Поэтому неудивительно, что в этой семье Юра Живаго получает утонченное воспитание, учится «хорошо писать и хорошо думать». Юношей он оказывается достаточно выносливым, чтобы поступить на врача и проходить практику в морге, — и достаточно тонким, лиричным человеком, чтобы верить в торжество света во всем мире и восхищаться искусством, в особенности стихами Блока:
На гордоновском факультете издавали студенческий гекто-графированный журнал. Гордон был его редактором. Юра давно обещал им статью о Блоке. Вдруг Юра подумал, что Блок — это явление Рождества во всех областях русской жизни, в северном городском быту и в новейшей литературе, под звездным небом современной улицы и вокруг зажженной елки в гостиной нынешнего века. Он подумал, что никакой статьи о Блоке не надо, а просто надо написать русское поклонение волхвов, как у голландцев, с морозом, волками и темным еловым лесом.
Физик и лирик одновременно, врач-интеллигент, отчаянно пытающийся решить для себя вечные философские вопросы, — типаж распространенный как в литературе, так и в самой жизни. Многие писатели получали медицинское образование и только потом становились известными. Самыми видными реальными персонами такого склада были А. П. Чехов, который в шутку называл медицину своей женой, а литературу — любовницей, и М. А. Булгаков: его «Записки юного врача» почти полностью автобиографичны. В свою очередь, в русской литературе есть и герои-медики: это и Базаров, центральный персонаж романа И. С. Тургенева «Отцы и дети», и Ионыч, герой одноименного рассказа Чехова, и профессор Преображенский у Булгакова. Так что же могло так возмутить читателей «Доктора Живаго» в его вполне традиционном для русской литературы образе?
Между белыми и красными
Критики конца 1950-х гг., рассуждавшие о провокативности романа Пастернака, указывали на идеологические метания главного героя романа и резко осуждали его за то, что он разочаровался в революционных идеалах. Будучи юным, Юрий Живаго горячо поддерживает красных:
Вы подумайте, какое сейчас время! И мы с вами живём в эти дни! Ведь только раз в вечность случается такая небывальщина. Подумайте: со всей России сорвало крышу, и мы всем народом очутились под открытым небом. И некому за нами подглядывать. Свобода! Настоящая, не на словах и требованиях, а с неба свалившаяся, сверх ожидания. Свобода по нечаянности, по недоразумению.
Однако впоследствии, глядя на то, что происходит в его родной стране, он разочаровывается в революционных идеалах. Во многом виной тому — супруг еще одной центральной героини произведения, Лары Гишар, именно она — «девочка из другого круга», заявленная в названии 2-й главы романа. (Не секрет, что первоначально Пастернак хотел назвать роман не «Доктор Живаго», а «Мальчики и девочки», имея в виду Юру, Тоню, а также Нику Дудорова и Мишу Гордона, которые, по словам Д. Л. Быкова, сопровождают Живаго в его исканиях, как Розенкранц и Гильденстерн — спутники Гамлета. Подобные параллели Быков увидел в романе не случайно: одновременно с написанием «Доктора Живаго» Пастернак работал над переводом трагедии Шекспира «Гамлет».)
Супруг Лары Гишар Павел Антипов, впоследствии скрывавшийся под фамилией Стрельников, — почти полная противоположность Юрия Живаго, выходец из простого народа, ярый, непримиримый революционер. Оставив жену и маленькую дочку Катю, он отправился воевать, чтобы, как говорила впоследствии Лара доктору Живаго, «все эти военные лавры к нашим [жены и дочери] ногам положить, чтобы не с пустыми руками вернуться, а во всей славе, победителем». Стрельников грезит «мировым пролетариатом, переделкой вселенной», но его привлекает не только и не столько идея мировой революции, сколько возможность отомстить за страдания своей семьи. Отца Павла отправили в ссылку за участие в революции 1905 года, а Ларину жизнь превратил в кошмар своим «ловеласничаньем» некто Виктор Ипполитович Комаровский — богач и светский франт, представитель ненавистного Антипову-Стрельникову класса буржуазии.
Стрельников — не случайно Пастернак наделил этого героя фамилией, созвучной слову «расстрел», — на службе революции готов идти по головам; в чем-то его идея переделки мира любыми средствами напоминает теорию Раскольникова. Как и для героя Достоевского, жизнь ради идеи не заканчивается для Павла ничем хорошим. Потеряв друзей, семью, став для простого народа воплощением ужаса (в романе есть эпизод, где Стрельников приказывает сжечь деревню, жители которой отказываются помочь красным), Павел теряет смысл жизни. «Исповедавшись» случайно встреченному Юрию Живаго, он совершает самоубийство — застреливается. Этот эпизод дал некоторым литературоведам повод считать, что личность Стрельникова во многом «списана» с поэта В. В. Маяковского, также ярого революционера, которого под конец жизни стали осуждать даже «свои».
Стихи доктора Живаго
Роман «Доктор Живаго», раскрывающий трагические противоречия, накопившиеся в российском обществе в XIX в. и проявившиеся в ходе Гражданской войны, тематически можно поставить в один ряд с такими произведениями, как:
• поэма «Двенадцать» А. А. Блока;
• «Поэма без героя» А. А. Ахматовой;
• роман-эпопея «Тихий Дон» М. А. Шолохова;
• роман М. А. Булгакова «Белая гвардия»;
Однако есть кое-что, что отличает произведение Пастернака от всех перечисленных произведений. Дело в том, что значительную смысловую и стилистическую нагрузку здесь несет «вплетенный» в канву романа сборник стихов Юрия Живаго. Эти стихотворные тексты, которые поэт «подарил» своему герою, отражают, кажется, не только переживания героя, но и мировоззрение самого Б. Л. Пастернака. И пусть в свое время такие настроения осуждали, времена меняются, а красивые стихи остаются красивыми стихами.
ГАМЛЕТ
Гул затих. Я вышел на подмостки.
Прислонясь к дверному косяку,
Я ловлю в далеком отголоске,
Что случится на моем веку.
На меня наставлен сумрак ночи
Тысячью биноклей на оси.
Если только можно, Aвва Oтче,
Чашу эту мимо пронеси.
Я люблю Твой замысел упрямый
И играть согласен эту роль.
Но сейчас идет другая драма,
И на этот раз меня уволь.
Но продуман распорядок действий,
И неотвратим конец пути.
Я один, все тонет в фарисействе.
Жизнь прожить — не поле перейти.
Надежда Бирюкова. «Семь кругов травли Бориса Пастернака».
Д. Л. Быков. Материалы лекции «1958 год».
Словарь литературных персонажей. Русская литература: 1940—1980-е годы. — М.: Московский лиц., 1997.
Колонка «В помощь школьнику» будет полезна и тем, кто хочет просто освежить в памяти сюжет той или иной книги, и тем, кто смотрит глубже. В материалах О. Разумихиной найдутся исторические справки, отсылки к трудам литературоведов, а также указания на любопытные детали и «пасхалки» в текстах писателей XVIII— XX вв.
Почему Доктора Живаго следует исключить из школьно
На сервере не воспроизводится курсив, поэтому используются прописные буквы.
Почему «Доктора Живаго» следует исключить из школьной программы
Изучение романа Пастернака в средней общеобразовательной школе ведется с 1992 года.
В четвертом номере журнала «Литература в школе» за 1991 г. была опубликована новая программа преподавания литературы для «средних общеобразовательных учебных заведений», которая волею Министерства образования РСФСР «вводится с 1991-1992 учебного года». В том же году она была отпечатана издательством «Просвещение» отдельной брошюрой (подписана к печати 10.09.1991).
Эта программа, обычно именуемая «программой Курдюмовой», была представлена рабочей группой Института общего образования Министерства образования РСФСР. В систему Академии педагогических наук СССР входило 12 профильных научно-исследовательских институтов, в том числе и НИИ содержания и методов обучения, которому и надлежало заниматься делом государственной важности: реформированием школьных программ. Однако это было поручено учреждению, в общем-то, второразрядному, в котором без особой пользы для дела народного образования подвизались специалисты отнюдь не первого разбора.
Причина проста и понятна: принятие 12 июня 1990 года Декларации о государственном суверенитете РСФСР. Принять декларацию – много ума не надо. Но невозможно голосованием малограмотных нардепов превратить в общем-то случайных людей, ни интеллектуально, ни психологически не готовых к этой роли, а к тому же склонных к цивилизационному обезьяничанью, к тупому переносу на отечественную почву не просто чужих, но и чуждых идей и практик, в государственных мужей, сознающих всю меру своей ответственности перед страной и народом.
Объявленная цель реформы – замена «авторитарного» образования на «гуманистическое». Каково? Где имение, а где наводнение! Но все встает на свои места, если за терминами, столь же расхожими, сколь и расплывчатыми, увидеть суть: слом советского образования, замена его на… Да, на антисоветское! На какое же еще? А если это так, «ты можешь лгать, и можешь блудить, и друзей предавать гуртом», но, если в достатке антисоветизма – великим писателем земли русской провозгласят кого угодно. Даже приветствовавшего русский поход вермахта и, несомненно, симпатизировавшего нацистам, одобрявшего их расовую политику Ивана Шмелева.
Восстановить историю создания новой программы на документальной основе, представить сколь-нибудь НАУЧНОЕ описание процесса вряд ли удастся. Упомянутый институт просуществовал до 2005 г., когда Постановлением Правительства Российской Федерации №337 от 31 мая был слит с еще несколькими заведениями в единый Федеральный институт развития образования (ФИРО). В ходе реорганизации, как водится, был утрачен огромный массив документов, и к настоящему времени ничего не уцелело.
Документы самого Министерства отложились в Государственном архиве Российской Федерации. Однако по интересующему вопросу нет ничего. Пожалуй, за исключением протокола заседания коллегии Министерства, согласно которому 14 мая 1991 г. принимается Федеральная комплексная программа научно-педагогических исследований «Развитие образования в России».
Отечественное литературоведение тогда едва приступило к анализу и изучению «Доктора Живаго», но в реформаторском раже, имеющем в своей основе слепую веру в необходимость быстрейшего приобщения к ценностям цивилизации, под которой понимается только и исключительно западная цивилизация, роман включается в школьную программу.
Без серьезных представительных консультаций с учительским корпусом, без учета мнения родительской общественности, наконец, без вердикта академической науки.
Хватай мешки – вокзал отходит!
Нобелевская премия по литературе, как теперь выясняется, в значительной степени организованная ЦРУ, и мировая слава, у истоков которой, словно в дьявольском калейдоскопе, мелькают платежные ведомости американской разведки, застилали глаза недалеких прозелитов общечеловеческих ценностей, не отдававших себе отчета в том, что даже подлинная мировая слава – не всегда достаточная причина.
Рихард Вагнер – величайший композитор, выдающийся реформатор оперы. Огромно и многогранно его воздействие на последующее развитие музыки. Фестиваль в Байройте, всемирное наследию ЮНЕСКО… На все это в Израиле плевать хотели. Музыка Вагнера в еврейском государстве не звучит. Формального запрета, как кажется, нет, но ярый антисемит и любимый композитор Гитлера фактически запрещен. Мыслима ли антисемитская музыка? И если Сталина восторгала «Девушка и смерть», то на этом основании запретим Горького?
И все же я убежден, израильтяне абсолютно правы. Для народа гордого и жестоковыйного есть кое-что важнее солидарности с так называемым цивилизованным миром: уважение к отеческим гробам, священная память предков, долг и честь.
Втиснуть «Доктора Живаго» в школьную программу – дело нехитрое. А дальше-то что? Что среднестатистическая преподавательница литературы среднестатистической общеобразовательной школы должна вещать ученикам? Как обосновать величие скучнейшего, корявого текста? При всем уважении к труду педагога, о христианстве, полифонии, философских идеях Федорова и т. д., выпускница советского педвуза – дай Бог, если хоть что-то слыхивала.
На помощь приходят методические указания. Ныне их множество. К каждому авторскому учебнику свои. Впрочем, везде густопсовая апологетика с незначительными, чисто лексическими отличиями. Смесь невежества с фальсификациями. Пастернак велик, «Доктор Живаго» гениален, тоталитарное государство, гонения и травля, Нобелевская премия…
Методики, сопутствующие авторским учебникам, отличаются хорошей бумагой, твердым переплетом, иллюстрациями. Понятно, они недешевы и, соответственно, малотиражны. Но существуют «Поурочные разработки по русской литературе XX века: 11 класс, II полугодие». Изделие некой Н. В. Егоровой – в мягкой обложке, на едва ли не газетной бумаге. Цена – необременительная, и нет ничего удивительного, что совокупный тираж многочисленных изданий перевалил за 70 000 экземпляров. Без особого риска ошибиться, можно утверждать, что огромное, если не подавляющее, большинство российских учителей пользуется именно этими разработками.
Пока функционирует единая школа, призванная образовывать усредненного учащегося, глубина и сложность образовательного процесса жестко регламентируется его средним уровнем. Так скорость эскадры зависит от скорости самого тихоходного ее корабля. К тому же, учительское сообщество по умолчанию исходит из того, что полные тексты изучаемых литературных произведений, прочтет, не особо вдумываясь, по диагонали, в самом лучшем случае, четверть класса, а поймут и задумаются и вовсе единицы.
Учитывая это, игрища со школьной программой и насыщение методических указаний апологетическими благоглупостями представляются занятиями относительно безвредными, зато карьерно и финансово прибыльными.
Средние учащиеся, действительно, практически не пострадают. Будущие фрезеровщики и наладчики, клерки и продавцы, рядовые инженеры, медработники, правоохранители, мелкие чиновники и прочие юристы-экономисты, они забудут о Пастернаке и «Докторе Живаго» еще до выпускного бала и впредь никогда не вернутся к занудному роману.
Иное дело школьники с высоким интеллектом. Как ни крути, именно из них рекрутируется элита нации.
Пастернак «…пишет с натуры. Его цель: неискаженно передать свое восприятие событий внешнего мира…, дать событиям новую, длительную жизнь в памяти людей и образе их существования», – утверждает методист Егорова.
Писатель-реалист. Работает на века. Его восприятие скажется на образе существования будущих поколений.
Мне посчастливилось уже в отрочестве получить прививку от этой заразы.
Дневник Александра Гладкова за 10 января 1961 года: «Вечер у Б. Слуцкого… Он живет довольно далеко от Красноармейских, справа от Ленинградского проспекта, в районе Сокола».
Как сейчас помню вечер того дня. Мне тринадцать с половиной. Я только что вернулся из зимнего пионерлагеря в Красной Пахре.
Слуцкие наши соседи по лестничной площадке дома в 3-м Балтийском переулке. Обшарпанное трехэтажное здание послевоенной каркасно-засыпной постройки, на фронтоне которого красуются буквы: «Дом профессоров и аспирантов МТЭИ». Московский транспортно-экономический институт в пяти минутах ходьбы. За прошедшие годы из профессоров, не говоря уже об аспирантах, мало кто остался. Публика – самая разношерстная. Наша семья занимает комнату в четырехкомнатной коммунальной квартире №16. В 15-ю квартиру, небольшую двухкомнатную (от силы 45 метров общей площади), но отдельную, да еще и с лоджией, пусть и крохотной, Слуцкий и его молодая жена съехались по обмену, в прошлом, 1960-м году, если не изменяет память, в конце лета или ранней осенью. Он – секретарь парторганизации Союза писателей СССР, но по его понятиям это не дает права на привилегии. Для сравнения, приблизительно в то же время наглец Евтушенко выбьет на себя, любимого, прекрасную квартиру неподалеку, в новеньком многоэтажном кирпичном доме в Амбулаторном переулке. Поглазеть на это градостроительное чудо стекались окрестные аборигены. Прежние жильцы, разумеется, перевели свой квартирный телефон на новый адрес, и долгие месяцы Слуцкие были обречены жить в дотелефонную эру. Ближайший, гарантированно работающий телефон-автомат был только у метро «Сокол». А это – никак не меньше двадцати минут средним шагом. По этой причине и состоялось знакомство. У нас телефон (причем не квартирный, а индивидуальный, в комнате) стоял, и, иногда по несколько раз в день, Борис Абрамович с тысячью извинений просил разрешения воспользоваться им. Мама и Татьяна, жена Б. А., общались по бытовым, хозяйственным делам. Я же, не помню, как это сложилось, по воскресным дням занимал для него очередь на сдачу стеклотары. Машина сборщика посещала эту московскую окраину раз в неделю, и сдача посуды (за четверть вырученной суммы) входила в круг моих обязанностей. С двумя «авоськами» бутылок из-под молока и кефира Б. А. подходил позже и, иногда не без протестов обывателей, становился передо мной. Возвращались же вместе, и волей-неволей беседовали, в том числе и о поэзии. Я, видите ли, был культурным мальчиком и сызмальства проявлял интерес к «священному бреду».
Вечером бабушка (мир ее праху!) вручила мне противень с пышным румяным рыбным пирогом с визигой и велела отнести его соседям. У них в тот день был званый ужин, и Татьяна с утра принесла рыбу, попросив испечь пирог, бабушкино фирменное блюдо.
Дверь открыла жена Бориса Абрамовича (и ее праху мир!), красивая той породистой, безупречной, неуловимо порочной красотой, которой представительницы русских аристократических родов в эмиграции сводили с ума западных мужчин.
Зачаточная прихожая, приспособленная под кабинет. В глубине квартиры звучат голоса спорящих. То и дело слышится: Пастернак. И вдруг незабываемый фальцет Слуцкого:
— Он не смел так писать о наших солдатах! Такое не прощается!
В 1965-м мы переехали, и необязательное знакомство самой собой исчерпалось.
Но когда уже студентом истфака я впервые читал «Доктора Живаго», все ждал, что же написано о наших солдатах.
«Тут же опрастывались, примащивались подкрепиться, отсыпались и затем плелись дальше на запад тощие худосочные подростки из маршевых рот пополнения, в серых пилотках и тяжелых серых скатках, с испитыми, землистыми, дизентерией обескровленными лицами».
В шестьдесят седьмом или шестьдесят восьмом мне, конечно же, не могла быть известна оценка, в 1956 г., по горячим следам данная отделом культуры ЦК КПСС, так как рассекречена и введена в научный оборот она была много позже: «Только враг мог так увидеть советских воинов, отправляющихся на фронт», но при всем неуважении к Д. Поликарпову и И. Черноуцану в данном случае я с ними полностью согласен.
Разумеется, враг. Мало того, враг подлый, враг, для которого поистине нет ничего святого.
Даже переводчик на немецкий не осмелился воспроизвести картину во всей ее омерзительной полноте.
Вот немецкий текст с его абсурдным превращением ПИЛОТОК в ЛЕТНЫЕ КУРТКИ: „Hier rasteten und st;rkten sich viele Soldaten. Man erholte sich oder schlief sich aus, um weiter nach Westen zu marschieren; es waren hagere, blutarme Jugendliche aus Ersatz-Infanteriekompanien, in grauen Fliegerjoppen mit schweren, grauen gerollten Soldatenm;nteln, mit verh;rmten, erdfarbenen, durch Dysenterie abgezehrten Gesichtern.“
Обратный перевод: Здесь останавливалось на привал и подкреплялось множество солдат. Они отдыхали или отсыпались, чтобы маршировать дальше на запад; это была худая, анемичная молодежь из запасных рот пехоты, в серых летных куртках с тяжелыми, серыми солдатскими скатками, с удрученными землистыми лицами, изнуренными дизентерией.
Описание Пастернака не только оскорбительно, но и запредельно лживо, самым вопиющим образом оно противоречит правде истории, реалиям русской жизни и здравому смыслу. Но в разгар «холодной войны» его гнусная стряпня на ура принималась враждебным Западом. Таких-то уродов и дикарей только и остается, что атомными бомбами выжечь.
Согласно словарям русского языка, подросток – мальчик или девочка от 12 до 16 лет. Не говоря уже о лете 1943-го, и в несравненно более трагические моменты войны даже не помышляли о призыве этих возрастов. Кстати, переводчику Рейнхольду фон Вальтеру, культурному немцу, конечно, известно, хотя бы из названия романа Достоевского, как правильно переводится ПОДРОСТОК: J;ngling. Однако, то ли скандализованный беспардонной лживостью романиста, то ли опасаясь скандала, он употребляет гораздо более нейтральное Jugendliche: МОЛОДЕЖЬ.
Ни при каких обстоятельствах русские люди не испражняются там, где едят. Даже в нечеловеческих условиях тюремной камеры непозволительно и малую нужду справить, если в это время кто-то кушает. Хотя унитаз (на жаргоне: ДАЛЬНЯК) занавешен, и сколько бы раз надзиратели не срывали занавеску, ее все равно восстановят, ибо западло жить с видом на парашу. Эту отвратительную подробность переводчик счел за лучшее опустить.
Возбудители дизентерии невероятно вирулентны. При малейших подозрениях на дизентерию человека срочно изолируют, иначе неизбежно массовое заражение. Так куда смотрят военврачи? Или трибунала не боятся?
Переводчик насколько это возможно смягчает описание вовсе не из уважения, не говоря уже о любви к русскому солдату. Скорее, из почтения к своим соплеменникам. Если германскую армию громят подростки-доходяги, то кто же противостоит им? Грязь из-под ногтей?
Впрочем, не стоит ломать копья по поводу исторической достоверности или недостоверности. Вовсе не в этом дело.
На сайте Армии обороны Израиля есть раздел, где представлены имена всех погибших в объявленных и необъявленных войнах, которые вело еврейское государство. Озаглавлен он: «Запомни всех». Продолжение этих слов из стихотворения Хаима Гури, ветерана Пальмаха, отважного воина-десантника и классика ивритской литературы, в Израиле известно так же, как в России, хочется в это верить, известно продолжение слов из стихотворения Владимира Харитонова «Этот День Победы…».
«Запомни всех, чубастых и красивых».
Все, погибшие в боях за Родину, все они – красивы.
А как там насчет правды истории?
Владимир (Зеев) Жаботинский, сионист-ревизионист и блестящий публицист, не раз и не два писал о том, что тысячелетия рассеяния, существования вне родной земли исказили физический облик еврея.
Среди участников Войны за независимость (30 ноября 1947 – 20 июля 1949) попадалось немало настоящих находок для alter K;mpfer из Национал-социалистического бюро расовой политики, тиражирующего плакаты, призванные вызывать у немецких обывателей Angst перед еврейскими дегенератами.
В той войне было множество эпизодов мужества и героизма, навсегда вошедших в народную память.
Среди них «кровавый конвой» 20 апреля 1948 г.
И поныне вдоль шоссе – остовы подбитых и сгоревших грузовиков, борта которых на скорую руку обшивались металлическими листами, а в память о погибших ежегодно в День памяти павших звучит песня о сражениях за этот ближневосточный аналог нашей «дороги жизни».
Приблизительная транслитерация на русский не передает всей волнующей, таинственной, из глубины веков идущей прелести языка «скотоводов, царей и патриархов»:
Баб-эль-вад,
Ланэцах эхор на эт шмотэйну!
Шаярот парцу бадэрэх эль hаир.
Бэцидэй hадэрэх муталим мэтейну,
Шэлед hабарзэль шотэк кемо рэи.
Баб-эль-вад,
Ланэцах зхор на эт шмотэйну.
Баб-эль-вад, бадэрэх эль hаир!
А перевод (не мой) явно несовершенен, но этот, скорее, подстрочник все же отражает суть:
Баб-эль Вад,
Навечно запомни наши имена!
Караваны прорывались по дороге к Городу,
По сторонам дороги лежат наши павшие,
Остов железный молчит как друг.
Баб-эль-Вад,
Навечно запомни наши имена.
Баб-эль-Вад, [мы] прорывались к Городу!
С конца марта 1948-го, после ужасающего разгрома очередного конвоя, Иерусалим (для евреев просто город) окончательно блокирован.
20 апреля – еще одна попытка прорыва, однако, обернувшаяся трагедией. Потеряно 30 грузовиков. 10 погибших и 30 раненых (трое из них вскоре умрут от ран). Для нас, привыкших к совершенно другим цифрам, смешные потери, но для 600-тысячного ишува 10 погибших в одном бою – катастрофа. За 9 месяцев битвы за Иерусалим боевые потери составили 700 человек.
В «кровавом конвое» было много девушек, как утверждает израильский историк Ури Мильштейн, «большей частью невооруженных», недавних репатрианток из Восточной Европы. Напрасный труд искать среди них Суламифь или хотя бы Дафну из «Эксодуса» Леона Уриса. Эдуард Багрицкий, разумеется, утрируя, дает образ местечковой девушки «…Съеденные вшами косы; // Ключица, выпирающая косо; // Прыщи, обмазанный селедкой рот // Да шеи лошадиный поворот».
Теперь предположим, что где-то во второй половине пятидесятых появляется роман израильского автора, этнического, допустим, друза, в котором описание участниц «кровавого конвоя» перекликается со строками Багрицкого. Возможно ли такое? Сомнительно, но не исключено. Израиль – свободная страна, и чисто теоретически мог появиться предтеча современных отчаянных миролюбцев и национал-предателей, объединившихся в организацию «Шалом ахшав».
А вот то, что в начале девяностых выйдет правительственное распоряжение изучать этот роман в государственной школе как реалистическое произведение – и в страшном сне не привидится. Если власти будут упорствовать, общественный протест будет, соответственно, нарастать, и в конце концов дойдет до того, что суровые киббуцники, верные памяти предков ветераны бригад «Цанханим», «Голани», «Кфир» и других доблестных частей и соединений израильской армии, в один прекрасный день разгромят министерство образования, а министра утопят в озере Кинерет, иноверцами называемом Тивериадским
Боже упаси, подумать, что я призываю соотечественников брать пример с буйных израильтян. Дикие они люди, дети гор.
Только и исключительно легальные методы.
В отличие от Израиля, в наших палестинах – тишь да гладь. И никого не возмущает, что «Доктор Живаго», оскорбительный для памяти наших солдат, следовательно, для всего нашего народа, изучается в школе. В самом деле, решительно никого, даже руководство Министерства просвещения Российской Федерации. Что совсем уж непонятно, особенно в свете того, что добрых четыре года как доказана инициативная роль ЦРУ в присуждении Нобелевской премии автору антирусского романа.
Некогда Отто фон Бисмарк, великий политик и объединитель Германии, высказался в том смысле, что франко-прусскую войну выиграл немецкий учитель математики. Эх, как бы не пришлось остаткам россиян когда-нибудь сокрушаться в резервациях ближе к Полярному кругу: Россию проиграли русские учителя литературы и истории.
При всем уважении к патриотическим акциям, не исключая и «Бессмертный полк», эти разовые мероприятия – вовсе не панацея.
«В начале было Слово», сказано в одной мудрой книге.
Вербальный образ несравненно сильнее зрительного.
В Германии увлекались эстетикой шествий, живописных и скульптурных изображений отборных арийцев.
А у нас постигали в школе премудрость толстовской дубины народной войны и верили
«Нам нет преград ни в море, ни на суше,
Нам не страшны ни льды, ни облака.
Пламя души своей, знамя страны своей
Мы пронесем через миры и века!».
Через миры и века… Вот он – подлинный триумф воли. Лени Рифеншталь с ее «Triumph des Willens» и прочими «Fest»;ами и в подметки не годится. Доказательство – знамя победы над рейхстагом.
Профессию учителя с профессией врача роднит девиз: не навреди.
Неужели лица, ответственные за народное образование, не сознают вред преподавания «Доктора Живаго»? Неизбежную тлетворность воздействия на духовный мир учащихся. Причем чем лучше, успешнее школьник – тем оно пагубнее.
Умница и отличник, знает, чем закончилась Курская битва. Знает и о последующих событиях лета-осени 43-го. Но в романе, который авторитетом учебника и учителя, в конце концов, государственной школы объявляется великим и реалистическим, его предки – вовсе не героические, овеянные легендарной славой солдаты победоносной Красной Армии, только что разгромившие вермахт в величайшем сражении Второй мировой войны и безостановочно гонящие его на запад, чтобы сходу – уникальный случай во всей военной истории! – форсировать Днепр и проломить объявленный Гитлером неприступным Восточный вал, а скопище вызывающих брезгливость и отвращение (где едят – там и срут) жалких засранцев.
И если учитель прав, значит, сам он – какой-то умственный недотепа, моральный урод, неспособный проникнуться гениальностью романа лауреата Нобелевской премии по литературе Бориса Пастернака.
А если он все же не недотепа и не урод, значит, учитель – или записной болван, что вряд ли, или не заслуживающий уважения фарисей и трусливый приспособленец. И директор школы таков. И власть, по факту одобряющая подобное. В конце концов, и самое государство.
Вокруг под треск тирад о мировой культуре и общечеловеческих ценностях сплошное лицемерие, позорное заискивание и низкопоклонство. Вещают о любви к Родине, о великой России, но первостепенны решение Шведской академии и оценка «культурного» Запада.
Что ж, усвоим это и для достижения жизненного успеха будем следовать их правилам.
Дорогие россияне, вас удивляет, откуда взялся новоуренгойский мальчик? Меня удивляет ваше удивление.
Подумаешь, все-то одна единственная фраза. К чему весь этот пафос?
Во-первых, далеко не единственная. Она – апофеоз. На протяжении всего антирусского романа, будь то Зыбушинская республика, вокзал в Мелюзееве или проводы новобранцев в Кутейном Посаде, простой народ описан в самых черных тонах, с почти неприкрытым презрением. Во-вторых, в нашей жестокой реальности есть сферы, где недопустима и малейшая слабина, где надо стоять насмерть, руководствуясь бессмертным заветом Тараса Бульбы: «Не хочу, чтобы и люлька досталась вражьим ляхам!». Историческое будущее только у тех народов и государств, которые понимают это. Некогда американский госсекретарь Александр М. Хейг-младший заявил: «Есть вещи поважнее, чем мир», и, разумеется, был заклеймен как милитарист и поджигатель войны. Но они есть. Среди них: свобода отчизны, судьба народа, долг и честь. У американцев неплохие шансы на историческое будущее. «Масада больше не падет!» – клянутся израильские призывники. Отличные шансы. А российскому юношеству настойчиво подсовывают отвратительную клевету и внушают, что самовлюбленный и словоохотливый Юрочка Живаго, размазня и слюнтяй, с его бесплодной рефлексией, асоциальностью и имманентной оппозиционностью – воплощение русской интеллигенции, один «из лучших ее представителей». Так равняйтесь же на него! Во имя священных прав свободной личности, общечеловеческих ценностей, вхождения в мировую цивилизацию и тому подобной хренотени. Какое будущее ждет Россию, если мы позволяем духовно калечить наших детей? Иногда поневоле вспоминается Алексей Турбин: «В сущности, совершенно пропащая страна».
Прошлым летом в результате этих горестных размышлений я решил, по возможности, из первых рук, прояснить позицию Министерства.
Перво-наперво зашел на сайт.
Оказывается, в структуре Министерства есть Департамент государственной политики в сфере общего образования.
Это надо же – целый департамент!
А у него, натурально, директор.
Он-то мне и нужен! Кто как не он даст исчерпывающие разъяснения?
Андрей Евгеньевич Петров принимает граждан раз в месяц: в третий четверг с 16.00 до 18.00.
И хотя я чин по чину записался на прием, сей государственный муж не снизошел до общения. Утром в день приема секретарша по телефону известила, что босс очень занят и примет меня его заместитель, Садовникова Жанна Михайловна. Понимаем. Хлопотное это занятие, проведение государственной политики. В последний момент случилась еще одна замена, и просвещал меня еще один зам, Светлана Даниловна Ермакова.
Чиновница опытная и, без сомнения, сведущая, она демонстрировала полную открытость, при этом уклоняясь от прямых ответов и ловко обходя острые углы.
Поурочные разработки и методические указания учителям? Министерство не несет ответственности за продукцию частных издательств.
ЦРУ? Ну, вы же понимаете, это всего лишь версия. Необходимы дальнейшие разыскания. Недопустимо включение в учебные пособия не до конца проверенных сведений.
А явные апологетические фальсификации допустимы?
Извините, но я не одобряю подобной постановки вопроса.
Кстати, а как быть со священной коровой прогрессивного учителя, обязанностью донести до ученика все факты, все палитру мнений и точек зрения. Или Пастернак и «Доктор Живаго» выведены из-под действия этого правила? Декретом Совнаркома?
Не надо окарикатуривать.
Изучение романа, вошедшего в золотой фонд мировой литературы.
Вас больше волнует состав не нами созданного и не нами управляемого виртуального фонда или Россия и русская школа?
Одно без другого немыслимо.
Ваше право не соглашаться с этим, но у Министерства, а тем паче у вас нет права навязывать свою точку зрения общеобразовательным организациям.
И когда раздосадованный этой тотальной увертливостью, я напрямую спросил, вправе ли федеральное Министерство своим решением убрать «Доктора Живаго» из школьной программы, только тогда г-жа Ермакова вышла из образа продвинутого администратора и принялась снисходительно, как несчастному деревенскому дурачку, втолковывать мне, что прежде необходимо заручиться согласием функционирующего при министерстве экспертного совета по литературе, обсудить проблему с учительским корпусом, выяснить позицию родительской общественности. Мы – страна, отвечающая всем стандартам современной демократии.
На этих словах собеседница как бы невзначай бросила взгляд на наручные часики.
Оставалось только откланяться.
Не знаю как сейчас, но еще пару-тройку лет назад экспертным советом заправляла Наталья Солженицына. Неужели мадам и ее заединщики одобрят исключение «Доктора Живаго»? Так, не ровен час, и до «Архипелага» очередь дойдет.
Консультации с учительским сообществом, так или иначе, выродятся в заслушивание особо ретивых горлопанов из самозваной Гильдии словесников, отстаивающих «академические свободы» в средней школе и не исключено, что помышляющих об их распространении на подготовительные группы в детских садах.
Родительская общественность? Как-то мало верится в общероссийское вече.
Включили – на раз, презрев все нормы даже убогой советской демократии, а исключение невозможно по причине засилья имитаций народовластия и демократический процедур.
«Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй».
И не мне одолеть его.
Все, что я могу, это публично выразить протест.
Отлично сознавая, что он не вызовет никаких последствий. Не прокатится по стране цунами родительских собраний, на которых разъяренные граждане потребуют от директоров школ избавить их детей от изучения романа, оскорбляющего память предков. Не прозвучит набатный голос рядового учительства. Никак не отреагируют региональные министерства образования. Федеральные власти… Ох, не будем о грустном. Возьмите Положение о Министерстве просвещения Российской Федерации, утвержденное Постановлением Правительства Российской Федерации от 28 июля 2018 г. №884, вчитайтесь в его обтекаемые, бессмысленно-бюрократические формулировки и признайте, государственной политики в сфере общего образования нет.
Есть Директор с кучей заместителей, референтов и секретарей.
А государственной политики нет. Во всяком случае, отвечающей интересам суверенной страны и ее народа.
Но вам, дорогие сограждане, все равно.
А вот мне, старому русскому еврею Владимиру Молотникову, не все равно.
Мне положить с прибором на Нобелевскую премию, мировую славу, объявленный ЮНЕСКО год Пастернака, на все сто тысяч томов партийных книжек интернациональной пастернаковедческой клаки.
Потому что мой отец, с честью прошедший всю войну Роман Евсеевич Молотников, не был жалким засранцем.
Не был им и его младший брат Ёнька, без вести пропавший где-то под Белгородом.
И родная папина сестра, тетя Рая, военная переводчица, дошедшая до Вены. И ее русский муж, дядя Ваня.
Из большого еврейского клана воевали все, годные по возрасту и состоянию здоровья. Достойно выполняли свой долг.
Восемь не вернулись с войны. Пятеро стали инвалидами.
Верный их памяти, с 10 часов утра 9 января 2019 года и на протяжении трех дней я буду по полчаса пикетировать Министерство просвещения с требованием к министру Васильевой: или немедленно убрать «Доктора Живаго» из школьной программы, или освободить кресло министра.
Это продолжение моей личной войны, в которой я, вероятнее всего, обречен на поражение.