на каком языке говорят во львове
На каком языке говорят во Львове?
На каком языке говорят жители во Львове? Понимают ли они на русском языке и принято ли использовать русский язык жителями Львова в повседневной жизни.
Так, во Львове преимущественно говорят на украинском языке. Население Львова, конечно, весьма хорошо понимает русский язык. Правда, использование русского языка на территории современного Львова несколько ограничено.
Дело в том, что из-за существующей политической нестабильной ситуации, население города не хочет использовать русский язык. При этом, тут также проживают население Венгрии, Румынии. Именно поэтому тут распространен и венгерский, и румынский языки.
Обратите внимание, на такой территории не всегда можно встретить человека, который понимает русский язык.
Правда, не знать русский язык местным жителям просто невозможно. Несмотря на то, что Львов выступает в качестве главного центра украинского национализма, во многих газетных и книжных магазинах можно найти многочисленное количество русскоязычной литературы.
Также жители Львова смотрят и понимают российское телевидение. Правда, говорить об этом открыто не стоит, так как можешь мгновенно стать врагом народа номер один.
Конечно, после того, как был принят закон о национальном языке, русский язык перестал быть часто используемым на территории не только Львова, но и всей Украины.
Если вы прилетите во Львов, то вас, конечно, поймут на русском языке. Правда, не факт, что начнут отвечать и объяснять что-либо на украинском языке. Особенно это будет очевидно на территории Галичины и Волыни.
В Закарпатье, например, напротив, местное население проще относится к русскому языку, чем во Львове. Поэтому, вам тут ответят и помогут, не станут смотреть как на враждебный народ. Именно на это стоит обратить, когда вы собираетесь приехать во Львов.
Несмотря на отсутствие «любви» к русскому языку, во Львове вы можете слышать русскую речь.
Особенно, русский язык используется на территории вокзалов и аэропортов столицы Западной Украины. Именно тут находится максимальная концентрация русскоязычного населения.
Помимо украинского языка, жители Львова хорошо понимают и владеют английским языком. Это говорит о том, что Украина старается наладить отношения с Америкой.
Если вы хотите прочитать, на каком языке говорят португальцы, переходите по ссылке.
Как русский Львов стал русофобским и что с ним будет
Нет ни одного города на Украине, более непохожего на остальные украинские города, чем Львов. Это не странно, ведь то, что сегодня показывают туристам, строили в основном нерусские для нерусских. Это не хорошо и не плохо. С этим стоит примириться. Это типичный европейский город, с ратушей, площадью Рынок, сплошной застройкой, средневековыми, узкими улочками, высокими крышами костелов. Все указывает на то, что он чужой. На страже от москалей: львовский швейцар ответил на лозунг «Слава Украине» более 1 млн раз
Но в то же время Львов сегодня населен русскими, которые именуют себя украинцами, что не делает их чем-то отличным от русских. И, безусловно, они живут с ощущением совершенной кражи. Потому что этот город был ими украден у тех, кто его построил и много веков в нем жил. Современные львовяне прекрасно знают, что своим правом на Львов они обязаны тому, кого приказано ненавидеть и чье имя им приказано забыть.
Нет на Украине места, где над русским человеком был бы проведен столь чудовищный опыт евгеники и вивисекции, чем Львов. Душа русских там в течение длительного времени подвергалась немыслимым экспериментам и ритуалам по изживанию русского и насаждению чего угодно другого. Именно поэтому Львов — город контрастов.
С одной стороны, туристы едут туда не без опаски, ожидая любого вида агрессии и выражения ксенофобии. С другой — это впечатление пропадает в первые же сутки пребывания в этом живописном городе. Продавцы совсем не требуют от вас говорить по-украински. Сфера туризма состоит из вежливых, заботливых и предупредительных людей, которые спешат услужить гостям и с охотой говорят с ними по-русски. Да-да! Львов — русский город, где при случае немедленно переходят на родной язык.
Оказавшись здесь, начинаешь чувствовать, что это место опорочено какой-то дурной славой. Что на самом-то деле бандеровское кафе «Крыивка», где каждый вечер символически расстреливают пленного «москаля», оскорбительно не больше, чем цирк уродов, где карлики и монстры своими ужимками развлекают гостей. И даже Ирина Фарион уже не кажется такой омерзительной ведьмой. Что же это за место и что оно значит для нашей большой России сегодня?
Русский Львов
Главное, что следует помнить русскому и советскому человеку — это то, что современный Львов все же продукт иной, европейской и католической цивилизации, к которой древняя Русь не имеет почти никакого отношения. Во Львове женщина сбежала из больницы после трепанации черепа
Да, здесь жили русские, но цивилизация русских была сельской и лесной, а города были им интересны только как место, где можно обменять продукцию, которую они производили на что-либо ценное и нужное им.
Даже во времена князей, которые относятся к истории большой России, они не считали себя ровней подлому народу, что бы не выдумывали сегодня свидомые националисты. И если бы князю Владимиру Великому, который присоединил будущую Львовщину к своему домену, кто-нибудь сказал, что он одной крови с жителями сел, последствия были бы самые печальные.
Тем более что точная дата основания Львова весьма условна, ибо на его месте город стоял еще в V веке. Чей он был — мы не знаем. Может, к нему имели отношения римляне, может, белые хорваты, может, еще кто-то, а скорее всего, все вместе. Нестор Летописец рассказал, что в 1084 году Владимир Красно Солнышко поставил здесь свой форпост — град Владимир (теперь Владимир-Волынский).
Потом тут образовались Галицкое и Волынское княжества. Град был заложен князем Даниилом I Романовичем и назван в честь старшего сына, Льва Даниловича. Это было в середине XIII века, когда на Русь пришли татары, рвавшиеся «к последнему морю». Но как бы там ни было, ясно одно: русские князья-конунги поставили здесь свою твердыню, чтобы контролировать торговый Галицко-Волынский маршрут — отрезок Великого Шелкового Пути из Китая в Европу. И именно в это время случилось событие, которое на 700 лет отделило земли Червонной Руси от Малой Руси и тем более Великой Руси. В поисках помощи от татар в 1253 году Даниил I Романович получил королевскую корону от Римского папы. Это потребовало от него обращения в католичество.
Цирк длился недолго, папа ничем не помог Руси, крестовый поход не организовал, так что Даниил вернулся в православие, а корону не использовал. Но с этого момента он перестал быть вассалом Золотой Орды. Впрочем, Львов не был стольным градом, это была торговая фактория и форпост, а «король» имел резиденцию поближе к Польше. «Каждый увидит что-то свое»: во Львове установили необычный памятник сыну Моцарта
Но за Галицией закрепилось название «Русь», которое использовалось в Польше всегда. Русский Львов располагался немного не там, где теперь. Он быстро рос, принимая в себя мигрантов, имел мощные укрепления. Это был православный город, но в нем жили католики-немцы, армяне, татары, евреи и караимы. В начале XIV в. Львов становится крупнейшим городом на всей территории современной ему Руси.
Польский Львов
Но в это же самое время его уже ничто не связывает с Киевом и бывшей метрополией. Без этой связи Львов был обречен. В 1340 году польский король Казимир III Великий захватил Львов, вывез в Краков королевскую корону, мантию и трон. Началась долгая война, в которой участвовали Польша, Литва, Золотая Орда и Венгрия.
В 1349 году Львов становится владением Польши. И, чтобы закрепить это окончательно, Казимир III дал городу статус второй столицы Польской Короны, наравне с Краковом. Русские бояре все еще представляли регионы и районы. Но во главе самого города отныне встали поляки.
С 1356 года и до конца XVIII века, когда пала Польша, Львов строил свою жизнь на основе Магдебургского права. Это первый из русских городов, его получивший. И еще одно деяние было совершено Казимиром III. Он перенес координаты центра Львова с площади Старый рынок на болотистую равнину реки Полтвы. Этим он как бы стер русский код этого места, сделав его польским. И был прав.
Именно в XIV веке Львов окончательно перестает даже считаться русским городом. Опытный политик на новом месте создал совершенно новый град, уже польский, где русским на долгие века не осталось места. Впрочем, полякам король тоже не доверял. Львов строили немецкие зодчие, что прекрасно видно по старому городу.
Это и не польский — чисто немецкий город. Даже акты тогдашнего львовского магистрата велись на саксонском диалекте немецкого языка. Была разбита современная площадь Рынок, а вокруг располагались жилые кварталы, разделенные взаимно перпендикулярными улицами — как шахматная доска. Точно так же немцы и голландцы строили Нью-Йорк. Скоро немецкие колонисты составили во Львове абсолютное большинство населения.
Русские же остались в русском Львове, современном районе Подзамче, причем самоуправление на них не распространялось. Они подчинялись королевскому старосте и пользовались древней Русской правдой, характерной для сельских общин. Скоро русский Львов прекратил свое существование.
Польский же Львов — это немецкое большинство плюс национальные кварталы. Русский, армянский, еврейский, сербский и другие. Каждый со своими церквями и синагогами — все как в Европе. А вот русским, которым было разрешено селиться везде, церкви не досталось. Попытки Казимира III восстановить Галицкую православную митрополию не увенчались успехом — она находилась в Галиче, который, как и Киев, пришел в упадок. После смерти Казимира, Львов на непродолжительное время перешел под корону Венгрии, но Польша путем хитрейшей многоходовки вернула город себе. «Псячий язык»: украинский призер Олимпиады из Львова жестко раскритиковал мову
Наступал золотой век Львова. Турки перекрыли путь в Константинополь, мамлюки изгнали крестоносцев из Леванта, так что караваны из Китая пошли через Орду, Крым, а оттуда — через Молдавию во Львов и дальше. Торговая монополия на этих участках принадлежала генуэзцам и немцам Львова. Что обеспечило городу богатство и престиж. Сюда стремятся искатели счастья. Одного из них звали Иван Федоров, который издал в городе первопечатный Апостол. Львов стал транзитным центром и в нем делались состояния, поскольку магистрат предоставлял гражданам города особые и преимущественные права.
И хоть Львов того периода был нерусским, все равно стоит отметить, что на географических картах он представлял всю Русь: на французском чертеже 1492 года из всей Восточной Европы обозначен лишь один город — Leopolis. Но в конце XV века фортуна отвернулась от львовских купцов — Порта начала наступать на Европу и все торговые маршруты, ведущие во Львов были прерваны. Это была катастрофа, которую довершил пожар 1527 года, уничтоживший практически весь город.
Первое возвращение русских
«Золотой век» у всех стран имеет не только положительную оценку. Именно в это время происходит всплеск рождаемости, рост популяции, которая в конечном счете ведет к потрясениям, революциям и войнам. Так и случилось во время «Золотого века Польши», XVI века. Растет русская община, которой становится тесно среди инославного окружения. И начинается борьба за место под солнцем, которая привела к революции 1648 года.
У нас она относится к категории славных событий, а Богдан Хмельницкий — русский герой. Но у поляков на это дело совсем другой взгляд: они считают шляхтича из Субботова предателем, который запалил фитиль к пороховому погребу под польской государственностью. Революция 1648 года ими именуются катастрофой, которая привела на Польшу эпоху, именуемую «Потоп». Начало конца польской государственности. И важной вехой на этом пути было присоединение восточной Польши с Киевом к Московскому царству.
Для нас же это возвращение малой Руси в состав Великой, большой России. Как следствие — возвращение исторической Руси на карту мира. Рождение России. Русские восточной Польши вспомнили, кто они, повсеместно поддержали батька Хмеля и с облегчением изволили под царя восточного, православного. Поезд-призрак и офицеры в подштанниках: мистические легенды Львова
И в этой связи крайне интересным представляется парадоксальное отношение горожан Львова к казацко-татарской армии, которая в 1648 году взяла городские стены в осаду. Учебники истории толерантно обходят этот момент. В тот славный год все города открывали ворота перед знаменами то ли гетмана, то ли походного атамана, то ли русского князя Хмельницкого. А Львов заперся при виде вооруженной орды русских и был готов сражаться с ними до последней капли крови.
Ответ прост: Львов давно не был русским городом. И на Хмельницкого с татарской ордой горожане смотрели не как на своих, освободителей от ляхов и католиков, как это было на малой Руси. Для львовян русские повстанцы были дикими мятежниками и бунтовщиками, которые еще и привели с собой в христианские земли язычников, магометан и татар.
Повстанцы к Львову симпатий также не питали и были настроены хорошо погуляв там, сжечь гнездо католиков-ляхов. Казацко-татарская артиллерия бомбардировала город и зажгла его. Предместья были разграблены, евреи и католики вырезаны. Но взять городские стены было делом трудным, и Хмельницкий согласился на контрибуцию.
Еще раз казаки оказались под стенами города в 1655 году с московским регулярным войском. Но и тогда Львов не взяли — помешало вторжение татар уже против Хмельницкого. Широко разливался по Польше кровавый «Потоп»: Львов был осаждаем шведами, венграми, турками и татарами, хотя и не был взят. Смертельно раненая Хмельницким и русским бунтом Польша стала легкой добычей для окружающих стран.
В 1704 году, во время Великой северной войны, город был взят шведами Карла XII. Впервые за четыреста лет. Но молодой король скоро был разбит русской армией, и в 1707 году русские солдаты наконец вошли во Львов, во главе с Петром Великим. В своих бедах поляки винили русских, что обострило кризис внутри самой Польши. Польское государство было обречено. А слава Львова закатилась за горизонт, делая его навсегда заштатным захолустьем.
Немецкий Львов
При первом разделе Речи Посполитой в 1772 году Львов заняла австрийская армия. Край вошел в состав Священной Римской империи, получив статус имперской провинции Королевство Галиции и Лодомерии во главе с губернатором. А Львов получил статус провинциальной столицы. Императрица Мария Терезия ликвидировала архаичное Магдебургское право. При немцах город перестает быть средневековым, стены сносят, разбивают парки и скверы, строятся дворцы и проспекты. Журналист Коцаба рассказал, что на самом деле творится во львовском «демократическом Пьемонте»
Нынешний проспект Свободы — оттуда. Средневековый Львов превращается в крайнюю восточную точку европейского просвещения, просвещенного абсолютизма. Появился театр, секуляризирована собственность церквей, строятся школы и больницы, издается первая регулярная газета «Gazett d’Leopol» (Львовская газета), которая сначала выходила на французском языке. Львовский университет стал светским учебным заведением, хотя и с немецким языком обучения. В 1784 году во Львове запущен первый в мире воздушный шар с автоматической горелкой на жидком горючем для подогрева воздуха в баллоне. Всего через девять месяцев после братьев Монгольфье, горючим для которых служила солома. Немцы прекращают ополячивание русских, их вытеснение из городов, власти, торговли, промышленности.
У австрийских Габсбургов имеется на русских Галиции особый план. Вена делается покровительницей униатской церкви, вокруг которой начинает культивировать совершенно новый народ, которому в будущем даст имя «украинцы». Наполеон вернул полякам государственность, поляки захватили Львов в 1809 году и дело бы кончилось очень плохо, если бы городом не овладела русская армия, вернувшая Львов Австрии. В XIX веке Львов приобретает современный вид. Это уютный, кукольный городок, в котором было очень комфортно жить под сенью самой толерантной в Европе Австро-Венгерской монархии. Уровня Средних веков по богатству и престижу Львов более не достиг. Зато в Викторианские времена Львов и львовяне отлично отдыхали и развлекались. Будто судьба дала такое столетие ради будущих несчастий и смут.
Возвращение домой
Русские вернулись во Львов в 1914 году и город впервые за 700 лет был объявлен возвращенным домой — в государство русских. Но уже в 1915 году Львов был оставлен нашими войсками.
Это стало вехой: вернувшиеся немцы и их украинствующие прислужники жестоко мстили всем, кто сотрудничал с русскими властями. Именно Первая мировая война и заложила в крае зерна русофобии, которые много позже дадут свои ядовитые плоды. Но немцы войну проиграли, Львов навсегда потеряли. Австро-Венгрия распалась.
Провозглашение так называемой Западно-украинской народной республики (ЗУНР), ее воссоединение с УНР — все это оказалось «опереткой», так что оба проекта быстро стали частью истории. Попытка же украинствующих австро-венгерских подданных захватить Львов окончилась поражением. Русских слова вышвырнули из города на долгие 20 лет. Дом бесплодия, секрет вечной молодости, призрак гроба: жуткие истории Львова
А Львов становится символом польского сопротивления, славы и победы над русскими. Русофобия становится здесь официальной доктриной. Девиз города этого времени: «Львов всегда предан». И гуляет сегодня в Youtube музыкальная зарисовка «Tylko We Lwowie» из какого-то фильма, где польские кинематографисты поют польский Львов. Это была лебединая песня. Фильм снимался в 1939 году. Львов вернулся домой — в Советскую Россию, СССР. И навсегда покинул историю Польши.
Еще раз немцы попытаются вернуться в свой Лемберг в 1941 году. Это также последняя попытка, во время которой встал во весь рост чудовищный «украинский» проект Габсбургов, которые вряд ли хотели видеть свое детище таким Франкенштейном и монстром.
И разразилось то, чего никогда не было в Австро-Венгрии — жуткий еврейский погром, устроенный украинствующими боевиками и люмпенами. За годы оккупации практически вся еврейская община города была уничтожена.
Самому городу и его архитектуре повезло больше — за весь период Второй мировой войны Львов практически не пострадал. После чего Львов попадает в длительный период мира и процветания. Украинский язык разрешен, на нем учат детей и преподают в школах. Поляки депортированы. В их опустевшие квартиры устремляются жители окрестных сел. Именно с тех пор львовянам свойствен комплекс совершивших кражу. Львов самый европейский среди советских городов.
С этого момента он становится туристической Меккой. Сюда ездят дышать воздухом Европы, тут снимают фильмы про трех мушкетеров и другую экзотику. Безусловно, в СССР старались обеспечивать львовян работой, поэтому строили здесь множество промышленных объектов. Львовский автобусный завод, Львовхимсельмаш, Львовский завод автопогрузчиков, Львовский авиаремонтный завод, Танкоремонтный завод, Радиотехнические — «Электрон», «Кинескоп», «Полярон» производившие телевизоры и многое другое.
В 1971 году во Львове был открыт Западный научный центр Академии наук УССР.
Все это в 1991 году погибло. Все упомянутые заводы или закрыты или практически не функционируют. Зато во весь рост встал чудовищный, монструозный призрак украинского неофашизма, который, заявив о себе, объявил поход на восток. Спустя тридцать лет это привело к гражданской войне на Украине, конца которой не видно. Поговаривают, что после победы, Львов больше не возьмут к себе, оставят за Збручем, столицей самостийной Галиции. Очень злые, черные шутки ходят сегодня о Львове. Но если там побывать, сразу ясно, что Львов по-прежнему русский город. И значит, возвращаться туда нужно иным путем.
Львов – столица украинского языка
Разговор с Ярославом Грицаком, украинским историком, публицистом, профессором Украинского католического университета (Львов). Ярослав Грицак – автор многочисленных исторических исследований и публицистических статей.
– Я из села, из деревни, в деревне говорили деревенским языком, я даже не знал, что это украинский. Смешно было: когда-то мой сын поехал со мной к отцу, он долго с ним разговаривал, потом, когда мы поехали обратно поездом, он спрашивает: почему мы одним языком разговариваем в деревне, а другим языком разговариваем в городе? Потому что в деревне никто не разговаривает литературным украинским языком. Язык очень хороший, красивый, в нем много старославянских форм. Очень много русизмов, полонизмов, немецких слов. Я только сейчас догадываюсь, что определенные слова означают, из какого языка они взялись. Я помню, что в классе 5-6-м, мне было 10-12 лет, ввели русский язык как предмет обучения, и я понял, что мне тяжело. Во-первых, я был отличником, но я начал делать очень много ошибок, над моим русским языком смеялись. Конечно, я смотрел телевизор, но одно дело – слышать, а другое – писать, письменный русский язык очень тяжелый язык для ребенка. Потом, когда я начал приобщаться уже к большему миру, радио ВЭФ, я очень быстро почувствовал разницу между русскоязычными волнами и украиноязычными. Украиноязычного Би-би-си тогда не было, было русскоязычное, и была русская и украинская «Свобода». Конечно, я больше слушал польское радио, оно было очень хорошее, но польское радио не передавало антикоммунизма. Я вдруг понял, что то, что делается на русском языке и на польском, качественнее, лучше, это хочется слушать. Я не понимал, почему на украинском языке я не могу это ни слушать, ни читать, что-то не то. Первое впечатление – комплекс второсортности, который у нас в Советском Союзе воспитывали, не прямо, но все-таки воспитывали. Я вырос на роке, рок для меня был все, я очень страдал, что нет украинского рока, потом, конечно, появился в 80-х годах, но это то же поколение, которое страдало, как я. Польский рок был, русский начинался, украинского не было. Почему нельзя чувства, которые тебе хочется выразить, почему их нельзя выразить на своем языке? Я думаю, это было главное чувство, которое привело наше поколение к публичной деятельности, к политике в 80-х годах – чувство ущемленности и желание быть нормальным. Главный смысл нашего поколения – стать нормальными, то есть выражать на нашем языке все, что можно выражать на других языках.
– В гуманитарной среде в университете, где вы учились, во Львове, язык обсуждался как политическая проблема?
– Нельзя это было делать, мы знали четко, что запрещено. Потому что это был «национализм». Обсуждался, но когда знали, что за наши взгляды нам ничего не будет. Я помню эпизод, когда у нас в 1980 году в университете появились узбеки, достаточно много. Мы удивились почему, мы не знали почему. Нам объяснил наш полковник с военной кафедры, он сказал, что на партийной конференции в Алма-Ате в 1979 году был поставлен языковой вопрос, именно языковый вопрос Балтики и Восточной и Западной Украины, что нужно переходить на русский язык, и одним из инструментов было посылать студентов из Средней Азии, потому что они не понимали местных языков, тогда преподаватели должны были переходить на русский язык. Была одна преподавательница, которая открыто издевалась над украинским языком. Преподавательница украинского языка, кстати, Кирпиченко. Но большинство преподавателей были настолько интеллигентными, что они этот вопрос не поднимали. Наиболее интеллигентные преподаватели, которых я знал, говорили на очень хорошем украинском языке, притом они не всегда были украинцы. Скажем, один из лучших украинских языков, который я когда-либо слышал, был у преподавателя стран Востока Юрия Гроссмана, фамилия сама за себя говорит. Кроме того, у нас были петербургские профессора, ленинградские, которых выслали в 50-х годах. Не все, правда, но некоторые говорили на очень красивом украинском языке, они, видно, выучили его, наверное, было очень хорошее чувство филологии. Но главное было чувство, что язык – это табу, публично разговаривать об этом нельзя.
– Как вы преодолевали это табу?
– Львов – украиноязычный город, это феномен Львова. Вы, наверное, знаете, что Львов – самый украиноязычный город в мире. Это случилось примерно 4-5 десятилетий тому назад, когда Хрущев снял запрещение колхозной молодежи выезжать из села в конце 50-х годов, и началась лавина. Львов очень быстро украинизировался в 60–70-е годы, когда молодежь прорвала всё и очень быстро украинизировала. Очень важно, что примерно те же процессы были всюду в Украине. Потому что были очень большие потери во время войны, евреи главным образом, во Львове еще поляки, надо было восполнить эти пробелы рабочей силы. Но во Львове была своя специфика. Когда молодежь приезжала в Днепропетровск или в Киев, она очень быстро ассимилировалась, становилась русифицированной. Львов наоборот.
– Русский язык в Украине для многих был социальной ступенькой укрепить свое положение, свой статус. Почему лично вы не воспользовались этой ступенькой?
– Почему Украине так важно идентифицировать себя как нацию, как государство через язык?
– Я не считаю, что это важно, я считаю, что это традиция, история. Я считаю, что это уже неважно. Как историк могу пояснить: чем более народ сельский, деревенская нация, нация без государства, без истории, тем больше она воспринимает язык как маркер идентичности. Украинская нация – типичная крестьянская нация, нет, я не говорю, что она крестьянская, но она принимает символы крестьянства, потому она очень сильно идентифицировала себя как языковую нацию. Это во-первых. Во-вторых, существует два способа, две концепции идентификации себя – модель французская и модель германская. Для французской главное – лояльность государству: пока ты платишь налоги, ты считаешь, что ты принадлежишь к этой нации, якобинская модель более-менее. С другой стороны, есть немецкая модель, модель фолька, который считает, что язык очень важен, что германская нация распространяется всюду, где звучит немецкий язык, Австрия – тоже нация, Эльзас и Лотарингия тоже немецкая нация. Так случилось, что украинцы оказались в регионе, где практически все себя идентифицируют через язык, именно через эту восточную модель. Язык стал больше, чем идентификация – это что-то сакральное. Предать язык – это больше, чем предательство, это как предать отечество, предать Бога. Этот сакральный статус сохранялся очень долго и сейчас сохраняется. В чем проблема? В том, что эта модель сопротивляется ассимиляции. То есть она дает ответ, как выстоять, но она не дает ответ, как строить. Большой кризис был в 1917 году, в революцию, оказалось, что ты не обойдешься без элиты, которая не умеет говорить на украинском языке, нужна была польская элита, еврейская элита, российская элита, потому что чиновники, полицейские нужны. Откуда их взять? Поражение в революции 1917 года привело к очень серьезным дискуссиям, как строить украинскую нацию. Раздались первые голоса, что если мы будем строить нацию на языке, то мы никогда не победим как государственная нация, потому что государственная нация означает, что нам нужно обязательно привлекать другие группы, которые разговаривают другими языками. Главный здесь был Вячеслав Липинский, которого мало кто знает, у него есть прекрасная цитата, он говорит, что пока мы не научимся строить нацию по американскому образцу, мы обречены на поражение. Он сам о себе писал, потому что он был польский помещик, который решил, что он должен быть украинским патриотом, noblesse oblige, поскольку он живет на украинской земле. Он открыл определенную модель, эта модель в 30-е годы выглядела как утопия, как иллюзия, но главное, что об этой модели прочли несколько молодых людей именно во Львове. Они ненавидели коммунизм, но они так же не любили фашизм и были врагами украинского национализма, Организации украинских националистов. Они выбрали третий путь. После войны оказались на Западе и стали известными учеными – Омельян Прицяк, Иван Лысяк-Рудницкий. Именно Иван Лысяк-Рудницкий создал новую модель политической нации. Его мало кто знает, но я его считаю наиболее значительным интеллектуалом ХХ века. Он очень сильно переформатировал украинскую нацию, призывал стать не нацией языка, а политической нацией, нацией территории, то, что одновременно сделали диссиденты, кстати, они как бы инстинктивно к этому пришли. Помните лозунг движения РУХ, по-моему, поэт Иван Драч это первым сказал: мы хотим, чтобы евреи в Киеве жили так же, может быть, даже лучше, чем в Иерусалиме, а россияне жили в Киеве лучше, чем в России. Конечно, звучало немножко политически, но цель была та же – переконфигурирование нации. Знаете, кто последний это сказал недавно – Юрий Вакарчук-младший, когда был форум журналистики, он здесь выступал, как «специальный гость» (special guest). Главный тезис его выступления тот же, что и у Липинского: мы должны строить нацию на политических основах. Я считаю, что это одна из главных дискуссий и конфликтов в Украине.
– Как выглядит проблема украинского языка сейчас на фоне войны?
– Майдан все очень сильно изменил. Думаю, что точка отсчета – это Майдан. Кстати, можно говорить, что на первом Майдане это уже было: Майдан показал, что язык неважен. Кто был на Майдане, помнит: Майдан был двуязычный, на русском языке говорила половина. Кстати, во время войны, вы знаете, Лойко, корреспондент газеты «Лос-Анджелес Таймс», писал, что когда были бои в донецком аэропорту, когда две стороны друг с другом сражались, стреляли, то обе разговаривали исключительно на русском языке, разница только в том, что на украинской стороне русский был намного литературней. Язык вдруг утратил значение, все поняли, что не о языке идет речь, не об идентичности, а о ценностях. Революция была ценностная, то, что называют «революцией достоинства» – это не просто так. Этот тренд, который был в 20–30-е годы после поражения революции, он вдруг очень сильно проявился. Я считаю, что одним из важных критериев было появление группы русскоязычных евреев – украинских патриотов. Они шли как группа, причем группа с очень сильным голосом, их очень много. Я помню, как мой друг Йоханан Петровский-Штерн, профессор в Чикагском университете, написал книжку о евреях Украины (Anti-Imperial Choice: the Making of the Ukrainian Jew), которые выбрали не российскую, а украинскую культуру в 1920 году. Я помню обсуждение книжки в Иерусалиме на какой-то конференции, над ним смеялись, мягко смеялись, что, мол, Петровский-Штерн придумал группу, которой не существует, нет, мол, украинских евреев как таковых, а есть личности. После Майдана это уже не подлежит сомнению, появилась очень сильная группа. Но символы меняются медленно, это же инерция, культура меняется медленно. Развитие, эмпирика зашли очень далеко, а осмысление этого не идет, потому что привыкли, что мова – это сакральность, это ценность, и потому сейчас этот конфликт – разговаривать, не разговаривать на украинском языке. Я вижу, что у определенной части населения в восточной части Украины есть очень сильное желание разговаривать на украинском языке, даже если они не умеют, они все равно хотят. Это Майдан. Но, с другой стороны, есть значительная группа людей, которые считают себя украинскими патриотами и защищают свое право быть русскоязычными патриотами. Это очень важно.
– Пан Ярослав, вы преподаете в Украинском католическом университете во Львове. На каком языке вы читаете лекции?
– На украинском, часто на английском, на русский перехожу, но очень редко, у меня нет возможности сейчас много говорить по-русски. Я читаю много лекций для журналистской программы, добрая половина наших студентов – из Восточной Украины, между собой они говорят по-русски, в аудитории говорят по-украински. Для нас русский язык не проблема.
– Есть ли все-таки прогресс в распространении украинского языка в Украине?
– Есть, без сомнения. Я вернусь к противопоставлению французской и германской моделей. Есть очень хороший исследователь Роджерс Брубейкер, он написал замечательную статью о мифах национализма, он написал, что эта дихотомия не действует, нет дихотомии, потому что каждая этническая нация, большинство ее всегда имеет этническое ядро. Даже американская нация имеет очень сильное англосаксонское ядро. Каждая этническая нация стремится к тому, чтобы инкорпорировать, необязательно ассимилировать, элементы национальных меньшинств. Вопрос не в том, нация политическая или этническая, вопрос в том, какое этническое ядро эта нация выберет себе. В случае Украины это будет украиноязычное или русскоязычное? 25 лет не давали ответа на этот вопрос. Это было главное противостояние двух Украин, Львова и Донецка: украиноязычное или русскоязычное. Правительства менялись как маятник. Самое интересное в Украине – это явление последних 10–15 лет, появление третьей модели, третьей Украины, причем она артикулируется определенными людьми именно как третья Украина, это не Львов и Донецк, а Украина центра, не только географического, но и политического. Что интересно, символом этого центра стал Киев. Как хорошо сказал профессор Роман Шпорлюк: Киев разговаривает на том же языке, что и Донецк, а голосует как Львов. Неизвестно было, как будет в Восточной Украине. Я вижу, что после Майдана, особенно во время войны эту модель принимает Днепр (Днепропетровск). Мы проводили специальное исследование, нам было интересно, что происходит в Харькове и Одессе, которые во многом определяют, куда будет двигаться Украина. Адам Михник очень хорошо сказал, что будущее Украины определяет не Киев, а Одесса, Харьков и Днепропетровск, и я вижу, что во многих вещах Одесса и Харьков ближе к Днепропетровску, чем к Донецку. Есть очень важные явления, которых мы не видим, потому что привыкли к определенным формулам, особенно это не видят из Москвы. Российские эксперты не знают, что делается в Украине, иначе мы бы, наверное, проиграли это противостояние. Последние месяцы показывают, что языковой вопрос в списке наиболее важных проблем занимает всегда последнее место, максимум 1%. С другой стороны, есть инерция. Мы как интеллигенты и впредь будем говорить о языке, потому что мы считаем, что язык очень важен.
– Прецедент Республики Ирландия, в которой доминирующий язык английский, – это положительный прецедент или разрушительный?
– Есть один критерий, главный критерий успешности: стабильна ли страна, развивается ли экономически. Для меня главный тезис и те пункты, которые вошли в программу президента Порошенко: нужно перестать строить Украину, нужно ее модернизировать, выйти на траекторию стабильного развития. Важен здесь язык? Я думаю, что нет. Нужно начинать говорить о других вещах. Мы не имеем правильных ответов, потому что мы еще не начали ставить правильные вопросы. Мы останемся в категориях XIX века, если сочтем, что язык очень важен. Я ни в коем случае не считаю, что язык не важен, он очень важен, и существование Львова очень важно для Украины, потому что это очень здоровый баланс, без Львова тяжело себе представить, чем была бы Украина. Кроме того, украиноязычный Львов сейчас резко отличается от остальной Украины моделью своего развития. Львов дает совсем другую модель развития Украины, Украины постиндустриальной, сервисной, вы это прекрасно видите – это туризм, рестораны, интеллектуальный центр, IT, университеты. Это совсем иная модель. Я вижу статистику: сейчас в Украине самый стабильный и самый впечатляющий рост бюджета во Львове. Мы видим, как капиталы, социальные и финансовые капиталы, медленно, но верно переходят с Востока на Запад, не потому что здесь украинский язык, а потому что модель очень хорошая. В этом противоборстве не скажешь, что выиграет – это не вопрос выигрыша, это программа, что будет ядром, моделью политической нации. Я вижу, что моделью этой нации, примером для подражания становятся украиноязычные люди. Но их украиноязычность включает, а не выключает. Я вижу у этой модели очень большое будущее. Эта модель в Украине набирает обороты, и она никогда так громко не звучала, как сейчас, Европа движется совсем в другом направлении – и в этом ирония. Европа все более и более национализируется, этнонационализируется. То есть вдруг почему-то стало важно, кто правильно разговаривает, кто правильного происхождения, кто правильной крови – это вдруг стало очень важно для Европы. Мы имеем сирийских беженцев, имеем Орбана, мы имеем Польшу, Германию, Брекзит, Америку, что самое страшное. Я не знаю, какое будущее у этой модели. Украинцы последние сто лет ориентировались на Европу, хотели быть как Европа. Ирония ситуации заключается в том, что Украина становится мультикультурным государством. Это хорошая модель, которая действует. Смотрите, Гройсман, премьер-министр, – еврей, Аваков, министр внутренних дел, – армянин. Я слушал выступление главного муфтия Украины, и он сказал, как сильно изменилось отношение к мусульманам в Украине после Евромайдана, положительно изменилось. Украина сейчас создает очень хорошую, интересную модель. Я говорю это не для того, чтобы похвалить украинцев, но я говорю это потому, что очень переживаю за будущее этой модели, я считаю, что, если эта модель проиграет в Украине, она проиграет всюду. Я считаю, что Украина сейчас одна из самых важных территорий, где решается будущее моделей не только для самой Украины, но и для куда большего пространства.