на каком языке разговаривают на кубани
Кубанская балачка: халабуда, синенькие, юшка
Русский язык имеет сотни различных диалектов, отличающихся не только специфическими понятиями, но и произношением, ударениями, звуками. Каждый из них – это часть народной культуры, помогающая лучше узнать тот или иной народ, его обряды, традиции, особенности быта. Что касается Кубани, то даже само понятие местного говора имеет свое название – балачка.
«Кубанские новости» вспомнили несколько специфических диалектизмов, понятных только местным жителям:
Баллон – удивительно, но это специальное название для трехлитровой стеклянной банки. Ни в одном регионе России, кроме Кубани, не встречается это понятие. Обычно баллоны используют для закаток на зиму.
Кавун – на местном диалекте это всем знакомый арбуз. Название позаимствовано из украинского языка, куда, в свою очередь, оно пришло из тюркского.
Пендитный – привередливый, капризный. В украинском варианте звучит как «тэндитный» и обозначает что-то нежное, хрупкое, непрочное. Кубанцы же придали этому слову иронический оттенок, и характеризуют так излишне скрупулезного, дотошного человека.
Синенькие – так на Кубани называют баклажаны. Это не особенный их сорт, не разновидность, а просто принадлежность к сине-фиолетовому цвету. Такое название овоща не встречается больше нигде в России.
Скиба – долька, ломтик. Первоначально слово использовалось только в отношении хлеба – скиба хлеба. Позже скибами стали измерять любой продукт, который можно разделить на части – скиба арбуза, скиба дыни.
Соус – еще один «съедобный» диалектизм. На Кубани соусом называют не только жидкую подливку к еде, но еще и отдельное блюдо. Ароматный картофель, сочная курочка, потушенные вместе с пряностями и посыпанные зеленью – это и есть соус – гордость кубанских хозяюшек.
Халабуда – еще одно украинское слово, прижившееся на Кубани. Так здесь называют любое сомнительное строение, хлипкое жилище, шалаш. А кто из кубанских детей не строил халабуды из одеял?
Юшка – еще один диалектизм, значение которого не смогут понять жители других регионов. Этимология слова также берет истоки в украинском языке, где юшка – это уха, отвар из рыбы. На кубанской стороне слово имеет два значения – бульон или жидкая часть любого блюда.
Как прокомментировала «Кубанским новостям» Людмила Костина, кандидат филологических наук, доцент, преподаватель современного русского языка Кубанского государственного университета, уже со второго курса студенты филологического факультета начинают изучать различные диалекты, в том числе и кубанский.
Собеседница отметила, что, несмотря на интерес к предмету, лишь малая часть студентов выбирает диалекты в качестве объекта изучения для выпускной квалификационной работы. Это связано с узконаправленностью и специфичностью данной темы.
На каких языках говорят на Кубани?
В разделе «Родной язык» разговор о том, на каких языках говорят на Кубани. Тема как будто филологическая. Но не только. К истории и политике она тоже имеет отношение. Мой собеседник – журналист из Краснодара Андрей Кошик.
Игорь Померанцев: Вы родились в Армавире. Вам знакомы такие слова: балачка, ярыжка?
Андрей Кошик: Кубань и Краснодарский край очень разные. Часть территории действительно населена бывшими запорожцами, часть заселена с конца XIX века очень разными людьми, приехавшими со всей огромной Российской империи для осваивания земель. Поэтому в той среде, в которой рос я, не было вообще никого, кто бы говорил на балачке, на диалекте балачка. Поэтому нет, с детства я этого не слышал.
Игорь Померанцев: Я все-таки, Андрей, поясню нашим слушателям, что балачка – это от слова «балакать», говорить, болтать. Это совокупность говоров казаков. Есть кубанская балачка, а есть донская. Ярыжка – это слово хорошо знают языковеды: фонетическая система записи украинского языка русской азбукой. Вы выросли в Армавире – это не казацкая среда. У вас в семье обсуждали, на каком языке вы говорите или на каких языках говорят ваши соседи?
Андрей Кошик: Такого вопроса не было, все говорили на русском языке. Хотя бабушка из Абастумани в Грузии, дедушка из Еревана, все говорили на русском языке. В Армавире большая армянская община, есть черкесская община, много русских, есть и украинцы, и белорусы, и другие нации. Но именно балачка не звучала.
–Андрей, у вас, на мой слух, украинская фамилия – Кошик. Кошик – это лукошко. Причем это западноукраинская скорее фамилия, может быть польская. Для вас имеет какое-то значение украинский элемент, украинское слово «кошик»?
–По-армянски это значит «обувь», по-эстонски тоже свои значения есть, интернациональная фамилия получилась. Нет, я не знаю об украинских корнях своей фамилии, не интересовался этим. Какого-то принципиального значения, основополагающего, определяющего фамилия не значит.
Родной язык: крымскотатарский
Игорь Померанцев: Вы журналист, вы путешествуете по Кубани, по Краснодарскому краю. Если спросить старого станичника, какой он национальности, что он ответит?
Андрей Кошик: Есть районы Краснодарского края, где до сих пор сохранилась балачка – это в основном северные районы, те районы, с которых начиналось освоение будущего Краснодарского края черноморскими казаками, бывшими запорожскими. Приморско-Ахтарский район, Ейский, Щербиновский районы, где действительно, если ты приедешь в небольшой хутор, даже дети будут говорить не на совсем чистом русском языке. Но большая часть территории Краснодарского края балачку уже не знает. Специально готовясь к передаче, я поднял статистику, первая перепись населения 1897 года говорила, что да, тогда, 120 лет назад, в Кубанской области – это не весь Краснодарский край сегодняшний, это большая часть Краснодарского края, в Кубанской области 47% населения отнесли себя к украинцам. Затем 42% русские, потом только 2% черкесов. Но половина всех украинцев была сосредоточена в Темрюкском и Ейском районе. Половина тех людей, которые 120 лет назад сказали, что они украинцы, жили в северных районах Краснодарского края, с которых начиналось освоение Кубани.
Тремпель, ракло и сявка
Игорь Померанцев: Андрей, я тоже готовился к нашему разговору, и вот статистика 1926 года: украинцами себя считают на Кубани 915 тысяч человек, русскими около 500 тысяч. То есть на Кубани людей, которые считали себя украинцами, почти в два раза больше. В наши дни это играет какую-то роль в национальной, в этнической политике края?
Андрей Кошик: Какой-то серьезной роли это не играет. В Краснодарском крае были общественные объединения украинцев, которые после событий 2014 года практически, насколько я знаю, свернули свою работу. Есть какие-то официальные представители диаспор, но какой-то серьезной роли именно украинский след в национальной, межнациональной политике Краснодарского края не играет. Упор сделан на казачество. Относит ли себя казачество к украинцам – это отдельный вопрос.
Игорь Померанцев: Есть ли в Краснодарском крае хотя бы субботние или воскресные украинские школы? Может быть есть какие-то драмтеатры или драмкружки?
Андрей Кошик: Нет. Кстати, по статистике, я сейчас открыл перепись населения 2010 года, свою национальную принадлежность к русским назвали 4,5 миллиона жителей Краснодарского края.
–Андрей, вы учились в школе в Армавире, у вас были уроки истории, вам знакомо, например, такое слово «расказачивание?
–Да, конечно. Я учился в школе в 90-е годы, когда в основном учителя были еще советские, те, которые заведовали Ленинской комнатой до этого. Именно в 90-е годы особого большого внимания к локальной истории, к краеведению не уделялось. По крайней мере, в краснодарских школах тогда шла большая пертурбация. Хотя в начале 90-х, в 1991 году часть казаков чуть ли не переворот устроила, потребовала отделения Краснодарского края от Российской Федерации. В школе тогда еще учились по советским программам несмотря на то, что появлялись новые учебники истории. Большое внимание именно расказачиванию, именно краеведческому компоненту не уделялось. Я учился в двух школах, именно краеведческий компонент в 90-е годы практически не использовался в школах. Сегодня, наверное, с середины 2000-х годов, благодаря стараниям одного вице-губернатора, курирующей социальный блок, и которая всячески поддерживала региональный компонент, региональную культуру, в школах появились факультативные уроки кубановедения, на которых дети узнают о быте казаков, и кубанских, и черноморских, узнают какие-то слова из балачки. Но так как, во-первых, они проходят в обязательном порядке, их ведут обычные учителя, которые сами не горят этим этническим огнем, не являются носителями этой культуры, то они проходят формально. У большинства и детей, и родителей, которые сами не знают балачки, а их заставляют перевести какое-то предложение или целый абзац на нее или с нее, она вызывает отторжение.
Игорь Померанцев: Вы должно быть знаете, что расказачивание – это практически уничтожение целого пласта определенного быта кубанских казаков, их как политической силы, экономической силы. С моей точки зрения, это глубокая травма.
Андрей Кошик: Расказачивание оказалось куда более сильным и мощным, и болезненным, и смертельным маховиком, потому что проходило в начале 30-х годов, наложилось на Голодомор, когда целые станицы заносились на черные доски. Казачество современное не восстановилось до сих пор, потому что была прервана эта связь. Так как казачество в советской парадигме истории ассоциировалось с белым движением, Кубань, Екатеринодар, донская земля, Новочеркасск, они были такой Вандеей советской власти в годы Гражданской войны, ассоциирование себя с ними не поощрялось, разумеется. Выросло несколько поколений, которые не ассоциировали себя с казаками, у которых прервалась эта историческая преемственность. Сегодня власти отчитываются, что у нас в крае тысячи, десятки тысяч казаков, около полумиллиона вместе с семьями – такой цифрой любят козырять власти официальные, хотя как это высчитывается, непонятно, скорее всего эта цифра взята с потолка.
–В Украине официально массовый голод или Голодомор 1932-33 годов признан геноцидом. Чему учили вас учителя истории, найдены ли какие-то слова для этого чудовищного явления?
–Андрей, вы знаете такое выражение ««дитячi вузелки»?
–Я не слышал его вообще.
–В переводе с украинского это означает «детские узелки». Так называли маленькие котомочки с зёрнами, их вешали на шею детям, это во времена Голодомора, на случай смерти родителей, чтобы дети хотя бы могли съесть потом эти самые зернышки. Когда приходили отряды продразверстки, они обыскивали детей, искали «узелке» и забирали их. У меня ещё вопрос. Вы знаете слово «суржик» – это смесь бытового украинского и русского языков. Причем этот самый суржик зафиксирован в украинской литературе. Например, есть знаменитая пьеса Михаила Старицкого «За двумя зайцами» (укр. За двома зайцями), там очень сильный элемент суржика. Я возвращаюсь к балачке, она входит хоть как-то в состав кубанской литературы?
–Конечно. И балачка, и частично украинский язык, благодаря атаману Кухаренко, жившему в XIX веке, они являются неотъемлемой частью кубанской культуры, литературы не только профессиональной, но и народной. Наверное, сегодня главным пропагандистом, главным рупором балачки является знаменитый Кубанский казачий хор под руководством Захарченко – это одна из визитных карточек Краснодарского края, песни которого слышит весь мир, они часто выступают в Москве, в других странах. Как раз хор исполняет песни на и на украинском языке, и на балачке. Благодаря им многие жители Краснодарского края знакомятся с этой частью культуры, знакомятся с этой особенностью, с этим прошлым Краснодарского края.
–Андрей, лет 20 назад я смотрел документальный британский фильм, он назывался «Рука Сталина», и он был посвящен Голодомору на Кубани. Это пронзительный фильм, боюсь, что вам его не показывали.
–Я постараюсь найти этот фильм, он с английскими субтитрами, многие станичники говорят и поют на украинском. Я найду их песню для нашей передачи.
С бессарабским акцентом
Далее в программе:
Радиоантология современной русской поэзии.
Стихи Александра Францева (Архангельск).
Поэт родился в 1981г., в поселке под Архангельском. Печатался в журналах «Двина», «Новый Мир», «Сибирские Огни», «Звезда» и др.
В чужой квартире, в городе чужом,
где прошлое завешено бельём
и мебелью заставлено — в облезлой
хрущёвке, на четвёртом этаже,
где всё сбылось — мне нечего уже
нашарить в памяти нетрезвой.
Там, в деревянной раме, круглый год
в окне затянут марлей небосвод,
и хмурый день насквозь прокурен.
На лестнице знакомая герла,
по кругу вермут из горла —
Кириллов, Мерц да Хабибулин.
Прими давай, наколки разверни.
Давно уж где-то сгинули они,
дурь нюхая в притонах гонорейных,
на скверных адресах своей страны
среди обкуренной шпаны,
не слышавшей о кушнерах и рейнах.
Лишь ты своё бубнишь который год.
И только прожитого полон рот,
как печень — давешней отравой.
А во дворе вчерашний снег горчит,
и ни одна звезда не говорит
над равнодушною державой.
Из истории музыкального авангарда России.
За что я люблю свою собаку. Рассказы собачников.
На каком же языке кубанские казаки говорят?
Говорливая Кубань. О кубанском диалекте
Самобытный кубанский диалект сложился исторически в результате смешения и взаимопроникновения русского и украинского (здесь и далее имеется ввиду язык, на котором говорили жители Малороссии в момент их переселения на Кубань, а не современный, искусственно созданный украинскими политиками язык — прим. ред.) языков и их диалектов, а также говоров постоянно прибывавших на Кубань жителей других областей России. Ни одна область и край страны не имеет столь ярко выраженных языковых особенностей, как Кубань. Во все времена явно и тайно гонимый по соображениям идеологическим и политическим кубанский диалект всё-таки сохранился в языке значительной части людей юга России.
Так на каком же языке (а может говоре или диалекте?) говорят кубанские казаки? За ответом на этот вопрос мы обратились к писателю Петру Ткаченко, составителю авторского словаря, являющегося первым изданием словаря кубанского диалекта за всю его историю.
Пётр Ткаченко. «Кубанский говор». Опыт авторского словаря, М., «Граница», 1998. «Кубанский говор». Издание второе, уточнённое и дополненное, Краснодар, «Традиция», 2008. «Кубанский говор. Балакачка». Опыт авторского словаря. Издание третье и четвёртое, уточнённое и дополненное. Краснодар, «Традиция», 2011, 2012.
Редакция интернет-журнала «Свет станиц»:
Петр Иванович, скажите, пожалуйста, на каком же языке (а возможно диалекте или говоре) говорят на Кубани? Наверняка Вы, как составитель первого словаря кубанского диалекта, задавались этим вопросом и, в ходе своих исследований, выработали собственное мнение об этом.
Петр Ткаченко:
Основные проблемы локальной культуры Кубани были и остаются языковые. Так исторически сложилось, что язык и в частности диалект жителей края складывался из двух языковых стихий – русской и украинской. Ведь кубанское казачество берёт начало своё с переселения бывших запорожцев, верных черноморцев на берега Кубани по повелению Екатерины Великой в 1792 году, где им предстояла «стража пограничная от набегов народов закубанских». И позже предпринимались массовые переселения из украинских областей на Кубань. По образованию Линейного и Черноморского казачьих войск, а затем и единого Кубанского казачьего войска считается, что казаки Линейного казачьего войска, линейцы (переселённые, в большей части, с Дона — прим. ред.) – носители русской языковой традиции, а Черноморского войска, черноморцы – украинской культурной традиции.
Родственные языки на Кубани не просто перемешались механически, но создали новую эстетическую реальность, локальную российскую культуру. Ещё выдающийся учёный и историк Ф.А.Щербина писал о том, что «образовалось нечто среднее между великороссами и малороссами – язык, бытовая обстановка, некоторые обычаи и пр., носят именно такой двойственный характер» («Краткий исторический очерк Кубанского казачества». Воронеж, 1888). И это – не аномалия, не какое-то недоразумение, а исторически сложившаяся реальность, которую следует изучать, а не отвергать. Эта особенность диалекта будет потом ощущаться постоянно. Дойдёт она и до наших дней. Но это будут полюсы единой локальной российской культуры, из которой уже невозможно выделить его составляющие без риска разрушить всё это уникальное образование.
Казак на плацу, Н.С. Самокиш.
В замечательной диссертации, выполненной на высоком научном уровне, В.П. Чалов писал, что в крае «образовались общекубанские лексический, фразеологический и фольклорный фонды, которыми пользуются в равной мере носители обоих языков» («Историко-лингвистический анализ фразеологии кубанского казачества, отражающий его историю, военный быт и духовную культуру». Московский педагогический университет, 1981). Впрочем, такое положение сложилось уже давно, как в этом свидетельстве 1911 года: «Малороссийское наречие подверглось значительному изменению, и нельзя почти определить, малоросс говорит или великоросс, получилось какое-то особое наречье, которое можно назвать кубанским».
К концу ХIХ века Кубань действительно подошла к какому-то своему духовному расцвету – количество, подробность и всесторонность собираемых и издаваемых исторических, фольклорных и статистических материалов поражает и теперь. Но этот естественный процесс был прерван революционной смутой.
В советский период истории, на первых порах языковая ситуация в крае оказалась ненормальной. Согласно проводимой тогда национальной политике признавать национальность в других народах, по преимуществу малых, но не замечать её в народе русском, началась «украинизация» Кубани, силовое насаждение украинского языка, волюнтаризм в языке, как в силе консервативной, недопустимый. Между тем, как кубанское «двуязычие» было явлением действительно уникальным.
К сожалению, общественному сознанию удалось навязать мнение, что кубанский диалект не есть нечто оригинальное и уникальное, а представляет собой лишь искажёния русского и украинского языков, а стало быть, является неким чуть ли недоразумением. Кубанский диалект – балакачка – почитался чем-то «низким», языком «базара», с которым следовало бороться, а не изучать его. Редактор одной из кубанских газет рассказывал мне, что заведённые в газете публикации слов кубанского диалекта пришлось остановить именно потому, что всё их объяснение свелось к тому, что не значение слов толковалось, а показывалось как они якобы «искажены».
А потому составление и издание словаря диалекта на Кубани долгое время не удавалось. Хотя предпринимались многочисленные попытки к этому историками, этнографами, писателями, журналистами. Кубань в диалектном отношении действительно представляла собой какое-то досадное исключение. Ну издавались же словари диалектов в других областях и краях России, несмотря на неблагоприятность времен… Становилось очевидным, что словарь кубанского диалекта не получается по причине методологической неразработанности диалектологии. Это в полной мере сказалось в задепонированном словаре «Русский говор Кубани» под редакцией группы учёных Кубанского государственного университета, подготовленного в 1992 году. Словарь просто не охватывал диалектной семантики слов. Ведь он был построен на принципе вычленения русской лексики, что подчёркнуто уже его названием.
По нормам бесстрастной науки диалект кубанцев может быть определён, вроде бы, или с точки зрения русского или с точки зрения украинского языков: русский диалект или украинский диалект. Но тот или иной подход в равной мере и неизбежно влечёт за собой те недоразумения, которые и стали причиной отсутствия в крае словаря диалекта, так как, по сути, перекрывают возможность его изучения. Следовательно, за кубанским диалектом мы должны признать в равной мере два материнских языка – русский и украинский.
Это к вопросу о том, что радикалы порой упрекают россиян: они-де не признают Украины – её языка и её культуры. Да если бы кто и вознамерился это сделать, оно было бы невозможно, настолько наши культуры и языки взаимосвязаны и взаимозависимы. На примере кубанского диалекта видно, как русская языковая культура приняла украинскую в своё лоно, образовав локальную российскую культуру. До такой степени, что теперь мы можем говорить, скажем, не только об украинских народных песнях на Кубани, но о кубанских народных песнях украинского происхождения, которые видоизменившись со временем, стали феноменом кубанской локальной культуры, в общей палитре песенной культуры России.
Именно с такой методологической установкой я и составлял первое издание своего авторского словаря «Кубанский говор» (М., «Граница», 1998), который пришлось издавать за свой счёт, даже по тем временам довольно большим пятитысячным тиражом. Не авторскую книгу издавать так, а словарь диалекта, того, что принадлежит в равной мере всем нам. Даже тогдашний губернатор Н.И. Кондратенко, «батько Кондрат» не помог, хотя и обещал. Но зато заполонивший потом библиотеки края своими, конечно же, «патриотическими» книгами, составленных ему услужливыми журналистами.
Разумеется, я ожидал критику своего словаря. Причины её могли быть помимо диалектологических те нефилологические воззрения и соображения в силу которых словаря диалекта и не получилось. Да и понятно. Ведь словарь мой – авторский, писательский, а значит не вполне отвечающий канонам и правилом издания словарей. Кстати сказать, академического научного издания словаря кубанского диалекта так до сих пор и нет.
Поражала реакция на словарь кубанских «украинознатцев», то есть украинцев, проживающих на Кубани. Приверженцев идеологии «украинистики», «украинофильства». И особенно В.К. Чумаченко в статье «Наша мова золотая». Самый ярый приверженец «украинистики» требовал «мовы золотой», которой на Кубани не было и не могло быть. И никакие доводы о том, что я составляю словарь не украинского языка, а кубанского диалекта не действовали.
Кубанские пластуны, говорившие на балакачке.
Кубанские «украинознатцы», напрочь отрицая кубанский диалект, а заодно и русскую культуру вообще, признают лишь украинский язык, «мову золотую», которой на Кубани нет. Тем самым, требуя, по сути, новой украинизации Кубани… М.В. Семенцов в статье «К проблеме создания словаря кубанских говоров» так прямо и писал, упрекая меня в том, что я «привёл в словаре слова, употреблённые несколько в ином значении, чем в украинском языке» («Вторые кубанские литературно-исторические чтения», Краснодар, 2000). При этом проблему кубанских говоров автор лукаво подменял насаждением украинской мовы на Кубани. Но в том-то и дело, что я представлял и представляю в своих словарях тот диалект, который бытует на Кубани, носителем которого сам являюсь, а не тот, который якобы должен быть согласно идеологии «украинофильства»…
Но удивительным и невообразимым было то, что наличие, кубанского диалекта отрицали не только «украинознатцы», но и «ведущие» этнографы края. Так и пишут, что кубанского диалекта «нет». В отличие от других областей и краёв России. И вопреки законам развития языка, так как соотношение диалекта и языка нормативного, литературного подвергать ревизии нет никаких оснований.
Так историк, чаще выступающий в качестве этнографа Н.И. Бондарь во втором издании своей книги «Календарные праздники, обряды кубанского казачества» так и пишет о том, что «общего кубанского диалекта в классическом понимании не сложилось». (Краснодар, «Традиция», 2011). Этнограф предлагает обсуждать проблемы диалектологии, «не вдаваясь в лингвистические подробности». Помилуйте, каких же ещё «подробностей», кроме лингвистических, следует касаться в разговоре о языке и диалекте?
Но если диалект отрицается, тогда неизбежно возникает некий «народный» язык, альтернативно противопоставленный нормативному, литературному, скажем, «кубанский», а то и «казачий» язык, несуществующий в природе и несущий явно сепаратистское содержание.
Страницы из авторского словаря Петра Ткаченко.
Что же есть в крае вместо диалекта? Об этом историк пишет вполне определённо: «В среде казачества представлены «украинизированные» южнорусские и «русифицированные» украинские диалекты, говоры». Так, может быть, это и есть кубанский диалект, которого всё ещё рассмотреть не могут, а не просто «искажение» русского и украинского языков?
Так что же является определяющим для единого этнокультурного пространства и для локальной кубанской культуры? Об этом никогда не догадаться самому опытному филологу: «В качестве организующего начала в традиционной культуре выступают в первую очередь социальный, пространственный и временной факторы» (Н.И. Бондарь «Традиционная культура кубанского казачества», Краснодар, 1999).
Как видим, язык, по такой логике, организующим началом народной жизни не является. Перед нами обыкновенное социологическое, материалистическое понимание языка лишь как средства коммуникации, а не выражение нашей духовной природы. Такое представление неизбежно приводит не только к отрицанию диалекта, но и национальной культуры вообще…
Пишет же этнограф о том, что «есть литературный, унифицированный язык, который изучают в школе, на котором ведётся преподавание, им пользуются в делопроизводстве и средствах массовой информации… Однако есть у каждого этноса и народный, бытовой разговорный язык». Ну зачем в таком случае изучать литературный язык в школе, если он «ниже» языка «\народного»? Ведь этот «народный язык», оказывается «намного богаче, колоритней, выразительней литературного, который однообразен, стандартизирован (“Как строй солдат”)». То есть, надо полагать, этот бытовой «народный язык» выше языка А. Пушкина, М. Лермонтова, Н.Лескова, А. Блока, М.Шолохова, Н.Рубцова, да и всех выдающихся русских писателей…
Природа Кубани, источник фото: www.photosight.ru
Местные этнографы упорно продолжают называть кубанский диалект балачкой. В то время как это слово украинского языка, означающее – слух, сплетня. Синоним в украинском же языке – балаканына. В кубанском же диалекте для его самоопределения выработано своё слово – балакачка, не встречаемое в украинском языке и диалектах. И это – не пустая игра слов, ибо за ним стоит ответ на вопрос: что мы собираем и храним слухи и сплетни или же самобытный кубанский диалект.
Нельзя сказать о том, что на Кубани работают только такие «ведущие» этнографы. Ну выпускает же глубокие, грамотные с точки зрения лингвистической и диалектологической пособия для учителя Раиса Михайловна Гриценко. В частности – пособие для учителя «Кубанские говоры в курсе кубановедения» (Краснодар, «Традиция», 2012). Пособие не отрицающие диалект, но на большом этнографическом и литературном материале, вовлекающее школьников в размышления о естественном соотношении литературного языка и диалекта. Формирующее уважительное отношение «к слову как проявлению духовной жизни». Порочная же практика борьбы с диалектом, как чем-то «низким», как с языком «базара», как справедливо отмечает исследовательница, «формирует убеждённость в том, что родное наречие их родителей и дедов – это не предмет уважения и объект изучения, а то, от чего надо избавляться». К чему приводит избавление от языковой культуры, хорошо известно – и культурному и духовному одичанию.
Можно уверенно говорить о том, что самобытный кубанский диалект, проходя между Сциллой кубанского «украинофильства», его отрицающего, и Харибдой вульгарно-социологической этнографии, так же его отрицающего и вместо него выдвигающей некий «народный язык» сепаратистского толка, продолжает жить. Продолжает жить несмотря ни на что.
Учителя станицы Старонижестеблиевской.
Иван Васильевич и Екатерина Иосифовна Сокол. 1906 год.
Иван Васильевич состоял членом Попечительского совета по возведению станичного Свято-Троицкого храма, дейстующего и поныне. Екатерина Иосифовна собирала слова кубанского диалекта и посылала их в журналы г. Харькова, тогда основного культурного центра Юга России.
Понравилась статья?
Поделитесь ей, чтобы сохранить себе на стену и рассказать друзьям: